Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– Увидеть?
– растерялся Соколов.
– Да. И сказать ему, что вы его помните, что он, по вашему твёрдому убеждению, способный футболист и хороший товарищ. Так вы говорили?
– Так.
– Ну вот. Сказать, что вы в него верите и будете его ждать. Да вы сами найдёте, что ему сказать, вы только подумайте о нём, Василий Павлович.
– Да-да. Всё это можно сказать, безусловно, можно, - заволновался Соколов.
– При этом я даже не покривлю душой, уверяю вас. Это так и есть… так и есть… И я в самом деле буду его ждать. Только… сколько он просидит, как вы думаете?
–
– Выступлю, - с воодушевлением объявил Соколов.
– Непременно. Вы не думайте, ребята мне… - Он чуть запнулся и, стесняясь, закончил: - Они мне дороги. И… вообще спасибо. Хорошо, что вы пришли, честное слово. Надо думать шире, чувствовать шире. Не только о сиюминутном, не только о своём. Ведь если честно, то мы всё время думаем о себе или в связи с собой. Нельзя так. Вот вы мне помогли в этом смысле. Так когда я могу его увидеть?
– Хоть завтра.
– Прекрасно. Завтра.
Они обо всём условились, и Виталий ушёл.
Он неторопливо двигался по оживлённой, залитой солнцем улице, и на душе у него было необычайно светло и радостно. Нет, всё-таки всегда можно что-то сделать для человека, даже самого плохого, чтобы он стал чуть лучше. Для начала хоть самую малость лучше. Только бы зацепиться за то светлое, что осталось в его душе. А в Витькиной душе жила ещё и Лялька. Славная девчушка. Пока. И всё-таки бедная мать у неё. Надо для начала вызвать будет Веру Игнатьевну, найти к ней подход, помочь ей и… Ляльке тоже. Нельзя же их оставить вот так.
Да, даже самый плохой человек и то… Впрочем, самым плохим сейчас был Гошка. И в первую очередь теперь предстояло заняться им. Гошка - это не только ещё один и, кажется, наиболее верный путь к цели, путь к той загадочной троице за вчерашним угловым столиком. Нет, Гошка - это прежде всего судьба и характер, которые предстоит переломить, и только тогда откроется дорога к решению главной задачи. Можно, конечно, его обмануть или запугать. Во имя, так сказать, высокой цели чего не сделаешь, кажется! Но это означает потерять человека, возможно, окончательно потерять. Обманутый и запуганный никогда не союзник, это будущий противник, будущий враг.
Нет, Гошку не следовало обманывать и запугивать, его надо победить, переломить по-другому. Не перевоспитывать, конечно, это дело долгое и сложное, оно впереди, далеко впереди. А сейчас надо вызвать у него какую-то чистую вспышку чувств. И что-то Виталий вроде бы нащупал. Конечно, это может быть ошибкой, может быть осечкой. Но надо попробовать.
Итак, Сёмкин. Гошка Сёмкин. Георгий. И есть ещё Михаил Сёмкин. Действительно, работает электриком на автозаводе. Действительно, передовик, член комсомольского бюро, замсекретаря, кандидат в члены партии. Установить это было несложно. За вчерашний день всё это проделали ребята из местного отделения милиции и передали в МУР. И вот теперь Виталию предстоит встреча с Михаилом. Через полчаса. Прямо на заводе, в цеху.
И снова гудящий поезд метро, полупустые в середине дня вагоны, длиннейшие эскалаторы,
Миновав просторное бюро пропусков и проходную, Виталий оказался на огромном, в деревьях и кустах, заводском дворе и, расспрашивая то одного, то другого из встречных, добрался наконец до нужного цеха.
У входа его уже ждал высокий, худощавый парень с копной вьющихся пшеничных волос и живыми серыми глазами на узком лице с пухлыми губами и тонким, хрящеватым носом. «Похожи братцы, - отметил про себя Виталий.
– Здорово внешне похожи». На парне была модная джинсовая куртка и щеголеватые, с чуть заметным клёшем, брюки.
– Сёмкин, - представился он.
– Михаил. Точно вы приходите.
– Нет времени опаздывать, - улыбнулся Виталий.
– Где нам потолковать?
– Пойдём в сад.
– Михаил махнул рукой.
– Вон скамейка свободная.
Виталий отметил про себя, что он сказал «сад», а не «двор». «И в самом деле, сад», - подумал он, сноба бросив взгляд на бесконечные аллеи, посыпанные песком дорожки, клумбы и ряды подстриженных кустарников.
Они уселись на скамье, полускрытой за пушистой стеной кустарника, и Виталий самым безмятежным тоном спросил, жмурясь от солнечных лучей, вдруг пробившихся из-за облака:
– Слушай, ты Георгия давно видел?
– Гошку? А что?
– сразу насторожился Михаил.
– Да заблудился твой братан.
– То есть как это заблудился?
– возмущённо переспросил Михаил, и в лице его появилась какая-то жестокость.
– Он просто спился, подлец. Опустился. Вот и всё.
– Всё?
– Ясное дело. Я, если хотите знать, давно уже ничего общего с ним не имею. Прошу это учесть.
– Та-ак… - протянул Виталий.
– Учтём, конечно. А родители ваши где?
– Померли родители.
– Как так?
– А так. Пожар случился. Мать отца бросилась спасать. Он спал. Ну и вместе с ним, героически…
– Давно?
– Три года назад. С тех пор Гошка и покатился.
– Ты же не покатился?
– Я в мать и отца, а он чёрт его знает в кого уродился. Вот и поставил я на нём крест.
– Так ведь брат же!
– Ну и что! Я считаю, друг дороже любого родственника. Друга как-никак выбираешь. А родственник сам объявляется. И какой он ни есть, любить его прикажешь? Ни фига! Вон братца судьба подкинула. Нужен мне такой, думаешь? Спасибочко. Как увидел, какой он стал, так крест на нём и поставил.
– А он на тебе?
– Он ещё на мне будет ставить!
– раздражённо воскликнул Михаил.
– Чего не хватало! Пусть он сначала добьётся с моё.
– А ты женат?
– Женат. И сын растёт. Всё как у людей. Скоро, между прочим, депутатом стану. Есть такой план. В парткоме намечают. И бригадиром тоже. Передовой бригады.
– Да, добиться с твоё непросто.
– Пусть попробует.
– А ты помоги. Он вроде тебя уважает.
– Меня все уважают.
– Вот и помоги. Хотя бы как будущий депутат.