Великая империя зла
Шрифт:
Именно она побуждала его всякий раз направлять свои мысли в нужную сторону, тем самым спасая от какого-либо не соответствующего положения.
И вскоре, Абдах вовсе привык к этому и направлял свою мысль именно тогда, когда это было нужно, тем самым больше не беспокоясь за свою внутреннюю силу.
Иногда, его мысли перескакивали с одного на другое, и тогда было невероятно трудно справиться с собой, но он все же справлялся, и это придавало ему ту постоянную уверенность в силе своего разума, которая держала его на плоту времени,
И, к удивлению самого себя, Абдах сам сейчас решил свою задачу, которую он поставил ранее, думая о длительности жизни Юсуф-паши. Очевидно, он понял это раньше его, но не хотел признаваться в этом даже ему, считавшемуся его давним учеником.
Теперь, зная все это, эмиру будет легче с ним вести беседы и говорить о самом сокровенном.
Кто, как не он, теперь сможет его понять, ибо сила его разума практически уже равна силе того.
"Наверное, в некоторой стадии эта сила сравнивается с другой такой же", - подумал Абдах, переходя от одного борта к другому и, наслаждаясь видом открытого его взору моря.
– Но, что же дальше?
– никак не мог ответить он на свой заданный тут же вопрос.
– Будет видно, - успокоил он сам себя и глубоко вдохнул морской воздух.
И он напомнил ему далекое детство, юношество и ту же встречу с женой султана и его сыном.
Мысли Абдаха вновь перекинулись на юношу и почти полностью поглотили его самого.
На минуту его вывел из оцепенения невесть откуда набежавший ветерок, и эмир посмотрел на небо.
Оно становилось темным и суровым, и он понял: скоро будет штормить...
Глава 15
Эмиру не впервой приходилось встречать шторм, и поэтому, он не очень волновался, ибо знал: боится тот, кто боится умереть, а Абдаху бояться нечего.
Он уже давно перешагнул ту черту, за которой стоит та же смерть, и теперь ощущал лишь небольшую тревогу за других, в том числе, и за султанского сына.
И снова, одному ему известная, внутренняя жила забила тревогу.
Как он там?
Никто ли не замышляет против него чего-либо? Или попытается в самый ответственный момент нанести тот роковой удар.
Эмир намеренно поехал сам и покинул Стамбул. Он дал время затаившимся врагам вылезть наружу и обнаружить себя явью.
За будущим султаном следили и днем, и ночью, его не оставляли нигде.
За ним постоянно ходило два человека с ружьями на плечах и пистолетами за поясом, и к тому же, вооруженные, как обычно.
Но, этого было мало, и эмир приставил к нему еще двоих, только уже спереди, а по бокам по одному.
Таким образом, его укрывала шестерка, которая в тех же картах прикрывает туз.
Но и этого эмиру показалось сравнительно мало. Потому, он наводнил дворец своими проверенными за время походов людьми, переодев их в обыкновенных слуг и обучив к действию в таких условиях.
Кроме того, он поручил Керим-бею смотреть неусыпно за передвижениями внутри всех лиц, наново туда поступивших, и вычислять их, но пока не брать под стражу.
Заодно, он также поручил ему и султаншу, снабдив его ключом от потайной двери в ее покоях.
Керим не удивился этому поручению и принял ключ, как знак уважительного к нему доверия. Саму султаншу охраняли не менее бдительно, и почти так же, как юного наследника.
Во дворце тот же неусыпный эмир обзавелся и верными слугами, коих подбирал лично и не раз проверял.
Они-то и донесли ему о чем-то готовящемся за его спиной со стороны халифата.
А произошло все довольно случайно. Один, очень верующий слуга и без устали посещающий мечеть, как-то раз задержался и, как оказалось, совершенно не напрасно.
Кто-то тихо шептался за перегородкой внутри самой мечети и, прислушавшись, он понял, что готовится что-то серьезное на день празднования.
Поэтому, тот потихоньку оттуда удалившись, быстро принес весть самому Абдаху, который поблагодарил его тут же за службу и наградил довольно дорогим для слуги подарком: эфесом обломанной сабли с драгоценными камнями.
Конечно, это было довольно дорого для самого эмира, так как саблю держал как раз он, но донесение стоило того, и он никогда не сожалел об этом.
В знак почтения и уважения от такого дорогого подарка, слуга стал на колени и стал просить о том, чтобы тот забрал подарок обратно, так как понимал, что этого не заслуживает.
Но, эмир не согласился и вручил ему эфес почти насильно. На что тот поклялся на всю жизнь, что сохранит его, как великую реликвию этих времен в будущих поколениях.
И вот, в этой тревожной обстановке, Абдах покинул не очень любимый им город.
Он уважал Стамбул так же, как и другие города за его крикливо бегущие в стороны улицы с живой трепещущей толпой, за его веселые голоса и звонкое повизгивание детей от восторга приближения к какой-то знати.
Он уважал его также за то, что тот не был городом чванливого царства, а скорее простым и обыденным, как многие и многие другие.
Его никто не называл столицей, хотя все объединялись вокруг него. Но, в этом и было то таинство верхнего благоугодия приезжему или любому человеку, проживающему здесь же, которое несло радость общения, говорливость, незазорность и простоту поведения.
Он также уважал его и за то, что тот всегда был неприступен для врага, и всегда предпочитал умереть, нежели сдаться в плен.
И этого хватило бы, чтобы сказать о его отношении к городу, но в то же время, чувство такого уважения любовью назвать было нельзя, ибо любовь подразумевает нечто другое, более таинственное и сокровенное, принадлежащее только ему одному.