Великий Мусорщик
Шрифт:
Гарбек почувствовал себя оскорбленным. Слово “любопытное” показалось ему слишком слабым и даже пренебрежительным для оценки труда, которому он отдал последние десять лет жизни.
– Что же вы нашли… любопытного? – спросил он мрачно.
– Ну, хотя бы то, что затронутые вами проблемы в некотором отношении занимают и меня.
Гарбек взглянул на него подозрительно: человека, явившегося в его дом в сопровождении саквалара, “История психических заболеваний” могла интересовать только как доказательство нелояльности ее автора.
– Любопытно и то, что в Лакуне нашелся человек, попытавшийся опровергнуть доктрину Лея Кандара, – продолжал Ален.
То, чего Гарбек опасался с первых дней Нового Режима, произошло. Лучшее, на что он может рассчитывать, – палата в его же собственной клинике. И вдруг с удивлением понял, что страх, мучивший его все эти годы, куда-то пропал. Рукопись будет уничтожена. Не все ли равно, что будет с ним…
– Я не ставил себе задачи опровергать учение Кандара, – проговорил он тусклым голосом, так, на всякий случай. – Это чисто научное сочинение. Я врач. Политика меня не интересует.
Действительно, в сочинении Гарбека не упоминалось имя Кандара. В нем исследовались причины и история психических заболеваний. Но уже эпиграф, открывающий рукопись, не оставлял сомнений в позиции автора. Знаменитое изречение “Менс сана ин корпоре сано” заканчивалось вопросительным знаком.
В своем труде автор исходил из предположения, на взгляд Алена, не лишенного остроумия, что психические заболевания получили широкое распространение именно в Новое время, которое Гарбек датирует победой монотеистических религий. По убеждению Гарбека, оргии и вакханалии, свойственные язычеству, способствовали психическому равновесию человека. Они давали выход инстинктам, называемым теперь низменными. Не случайно древние иудеи так долго и активно сопротивлялись воле Иеговы, снова и снова впадая в язычество, предаваясь поклонению Ваалу и Астарте. Христианству пришлось прибегать к огню и мечу, чтобы покорить Европу. Однако запрещение и преследования оргиастических ритуалов не могли уничтожить их первопричины – инстинктов, связанных с агрессивными и сексуальными началами, свойственными природе человека. Подавленные, загнанные внутрь, не имеющие законного выхода, они мстят человечеству широким распространением неврозов и психических заболеваний. Чем дальше шло развитие современной цивилизации, тем шире распространялись психические заболевания. И чем сильнее пресс так называемой законности и регламентации, тем активней подавленные инстинкты рвутся наружу, проявляясь в самых неожиданных, подчас поистине чудовищных формах.
– Вы уничтожите мою рукопись? – спросил Гарбек удрученно.
– Вы принимаете меня за агента Гельбиша? – засмеялся Ален. – Вы ошибаетесь. И хотя вы видите меня впервые, но имя мое вам небезызвестно.
– Ваше имя?..
– Да. В шестой главе вы цитируете мои статьи, посвященные атавистическим верованиям. Кстати, откуда вы их раздобыли? – усмехнулся Ален. – Пользуетесь контрабандой?
– Вы Ален Колле? – изумился Гарбек.
– Да. Так я подписываю свои статьи.
Гарбек перевел недоуменный взгляд на саквалара, смотревшего на него с добродушной, чуть насмешливой улыбкой.
– Мой друг, мастер Йорг, – представил его Ален. – Мундир слегка тесноват ему, но ничего не поделаешь – тот, у кого он позаимствован, на голову ниже Йорга.
– Простите, – окончательно растерялся Гарбек. – Но чем я обязан?..
– Тем, что вы директор Клиники имени Лея Кандара, – сказал Ален. – Я бы с удовольствием продолжил беседу о вашем сочинении, но, к сожалению, есть дело более неотложное.
– Неотложное? У вас – ко мне?
– Да. Вчера вечером в вашу клинику доставлен из Гарзанского санлага пациент. У меня есть основания полагать, что он назвал себя Леем Кандаром.
Гарбек привычным жестом схватился за мочку уха, но это не помогло понять, откуда Алену стало известно то, о чем знали только он и Гельбиш.
– О пациентах клиники я не имею права говорить ни с кем, кроме ближайших родственников, – отвечал он осторожно.
– И тем не менее вы сообщили о нем Гельбишу? И он, как любящий родственник, немедленно прилетел, чтобы его повидать?
Значит, он все же человек Гельбиша, подумал Гарбек с тоской. Иначе откуда ему знать о звонке в резиденцию.
Ален рассмеялся, глядя на потерянное лицо хозяина:
– Все очень просто, дорогой Гарбек. Поразительное сходство вновь прибывшего пациента с Диктатором не могло не обеспокоить вас. А появление Гельбиша нельзя объяснить иначе как тем, что вы дали ему знать о вашем беспокойстве.
Сообщать, как он с помощью Йорга, переодетого в форму злополучного Лорка, узнал в санлаге об отправке Кандара в клинику Гарбека, Ален не счел нужным, так же как и то, что со вчерашнего дня вместе с Йоргом вел наблюдение за всем, что происходило в бывшем императорском имении.
– Да, – вырвалось у Гарбека. – Он действительно необычайно похож на нашего Диктатора…
– Похож? – снова засмеялся Ален. – Бросьте, Гарбек! Вы отлично знаете, что он в самом деле не кто иной, как Диктатор.
– Если бы это было так, – промямлил Гарбек, – Гельбиш не оставил бы его в клинике.
– И тем не менее вчера из санлага к вам доставили именно Кандара. И вы это знаете. Так же как и Фан Гельбиш.
Ален смутно догадывался, что между Гельбишем и Кандаром произошел какой-то разговор, побудивший Фана оставить Диктатора в клинике. Не исключено, что Кандар высказал ему все, что думает по поводу увиденного в Вэлловом урочище и в Гарзанском санлаге.
– Да. У меня в клинике находится Лей Кандар, – опустив голову, признался Гарбек.
– Так вот, Гарбек. – Ален поднялся из-за стола. – Вы проводите меня к вашему пациенту и дадите машину для перевозки больных. Есть вопросы?
– Я… Я не имею права… – пробормотал Гарбек и, подняв голову, робко взглянул на Алена.
И вдруг понял, что сделает то, что требует этот человек.
– Хорошо! – ответил он. – Я сделаю это. Только не думайте, что я соглашаюсь из страха! Да, я ненавижу установленный ими порядок, смеюсь над их идеями… Но я слышал их разговор… Завтра рано утром…
– Сейчас! – сказал Ален. – Немедленно!
– Хорошо… – согласился Гарбек. – Но вы возьмете меня с собой. И эту рукопись.
Ален пожал ему руку.
Они нашли Кандара сидящим на койке и внимательно рассматривающим желтоватый подтек на стене, напоминавший не то меч, не то опрокинутый крест.
– Вы? – спросил он, увидев Алена. – Вас тоже признали сумасшедшим?
– Нет, дорогой Диктатор, – улыбнулся Ален, – меня пока сумасшедшим не признали, хотя я заслуживаю этого больше, чем вы.