Великий Мусорщик
Шрифт:
– А я постепенно прихожу к выводу, что эта клиника – самое подходящее для меня место. Не правда ли, доктор Гарбек?
– Все мы имеем большее или меньшее право на место в этой клинике. Но я предпочел бы видеть на вашем месте Гельбиша.
– Да, да… Гельбиш… Он-то не сомневается, что я сошел с ума.
Диктатор снова уставился на подтек на стене. Ален и Гарбек переглянулись.
– Господин Диктатор, – сказал Гарбек, – смею вас заверить, что у меня как у специалиста нет никаких оснований считать вас больным, требующим изоляции.
– Благодарю вас! – с насмешкой ответил Кандар. – А зачем с вами мой будущий зять?
Гарбек удивленно взглянул на Алена.
– Затем, чтобы увезти вас отсюда. Мария ждет вас.
– Мария? Да, да… Моя дочь Мария… Ну что ж, едем к Марии.
Кандар поднялся с койки и еще раз оглянулся на стену.
– Скажите, на что похож этот подтек? – спросил он и, не дожидаясь ответа, шепнул: – На меч. Когда-то таким мечом, похожим на крест, пользовался палач… Если долго смотреть… Идемте!
Больничная машина выехала из ворот и едва успела добраться до шоссе, как возле клиники опустился вертолет.
Из вертолета вышли двое сакваларов и Раис. Раис широким шагом направился к клинике. У входа его встретил долговязый старик с детским выражением голубых, чуть удивленных глаз.
– Дежурный врач Мор Кадич, – представился он.
– Проведи меня к Гарбеку, – приказал Раис.
– Доктор Гарбек только что уехал, – растерянно моргая, сообщил Кадич.
Раису было приказано доставить в резиденцию Гарбека и какого-то сумасшедшего, вообразившего себя Кандаром. Отсутствие Гарбека поставило его в тупик.
– Где тут телефон? – прохрипел он.
Кадич провел его в кабинет Гарбека. С резиденцией его соединили тотчас же, однако Гельбиша на месте не оказалось, и Раис с неудовольствием понял, что придется думать самому.
Он стал мучительно вспоминать приказ Гельбиша. Но кроме слов “срочно” и “не теряя ни минуты”, вспомнил только трижды повторенное “сумасшедший, вообразивший себя Диктатором”. Имя Гарбека Гельбиш произнес всего один раз. “Кстати, захвати и директора клиники”, – вставил Гельбиш как бы между прочим. И Раис сделал вывод: важнее всего доставить сумасшедшего, причем – не теряя ни минуты!
– Где тут псих, вообразивший себя Диктатором? – спросил он Кадича.
Кадич не имел никакого представления о событиях, связанных с Кандаром, поскольку заступил на дежурство всего полчаса назад.
– Их у нас два, – сказал он, улыбаясь своей детской улыбкой.
– Два?!
Снова Раису пришлось напрячь свой крохотный мозг. Однако на этот раз решение пришло быстро. Два так два! Гельбиш сам разберется, который из них ему нужен.
– Давай обоих!
Садясь в вертолет, Заячья Губа насмешливо поглядывал на своего соперника. Он не сомневался, что завещание матери Кандара обнаружено и его везут в резиденцию, чтобы вручить принадлежащую ему по праву власть. Череп пребывал в некоторой тревоге: не так легко доказать, что именно в нем ожил бессмертный дух Кандара.
В последний момент, решив, что Гарбека вполне может заменить долговязый Кадич, Раис сунул в вертолет и его. После чего, вздохнув с облегчением, отдал приказ подниматься в воздух.
Больничная машина с Кандаром миновала Гарзан и преодолевала крутой подъем, когда Ален заметил вертолет. Вертолет летел вдоль шоссе. Внезапно он исчез. Вместо него в небе появилась огненная вспышка, тут же превратившаяся в черное облако. А через мгновение они услышали приглушенный расстоянием взрыв.
Глава тридцать вторая
Фан Гельбиш в парадном мундире, при всех регалиях стоял среди членов Совета при Диктаторе перед высоким, усыпанным цветами постаментом, на котором возвышался белый с золотыми кистями гроб.
Нескончаемым потоком в торжественно скорбном молчании проходили мимо постамента жители столицы и специально назначенные представители всех городов и поселков Лакуны. Правда, для того чтобы увидеть гроб, им приходилось слегка задирать голову, поскольку постамент был очень высок, а это отчасти нарушало картину всеобщей скорби. Впрочем, не исключено, что высоко поднятые головы скорбящих следовало воспринимать как уверенность в том, что смерть Диктатора не сломила веру народа в его дело.
Сводный оркестр Армии сакваларов играл попеременно траурные и победные марши.
Впереди, у самых ступенек постамента, стоял опустив голову новый Диктатор Лакуны, Великий Мусорщик Грон Барбук. На нем был парадный мундир Кандара, сидевший несколько мешковато, поскольку в спешке забыли сшить новый, специально для него. В глазах старика блестели неподдельные слезы.
Гельбиш хранил торжественно-скорбное выражение лица, подобающее верному другу и ученику покойного. Вряд ли можно было упрекнуть его в лицемерии: он искренне и по-настоящему глубоко переживал “уход” Учителя, как он называл про себя это огорчительное событие. Для него не имело значения, что в белом гробу с золотыми кистями лежит не Учитель, а всего лишь его верный телохранитель Парваз. Он прощался с самым дорогим человеком на свете – с Учителем и Другом Леем Кандаром.
Впрочем, искренняя и глубокая скорбь не мешала ему снова и снова мысленно проверять, все ли он предусмотрел в своих действиях. В их правильности, а главное – необходимости он не сомневался.
Накануне, получив сообщение о гибели вертолета, он лично прибыл на место происшествия. Обломки раскидало на довольно большой площади, а останки тех, кто летел в нем, оказались изуродованными настолько, что опознать кого-либо не представлялось возможным. Однако по обнаруженным обрывкам больничной одежды Гельбиш заключил, что бедняга Раис точно выполнил его приказ.
Вернувшись в резиденцию, Гельбиш отдал распоряжение открыть доступ к телу с утра. На 12 часов следующего дня назначалось торжественное сожжение тела покойного.
В соответствии с Гигиеническим Уставом захоронение умерших граждан Лакуны в землю категорически запрещалось. Покойников надлежало сжигать в крематориях, существовавших в каждом городе. После сожжения прах в присутствии родственников покойного развеивался в специально отведенном месте. Развеивание происходило при помощи РПП – так называемой рассеивающей пневматической пушки.