"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

Юноша, однажды, заметил: «Сэр Бернард, Кечвайо не хочет войны. Он говорит, - Джон полистал блокнот: «Англичане напали на мою страну, и я буду обороняться в своей стране. Я не хочу посылать войска убивать их в Натале, ибо я сам, и предки, ушедшие до меня, всегда были друзьями англичан, -Джон помолчал: «Он утверждает, что...»

– Меня не интересует, что утверждает черный дикарь, носящий набедренную повязку, - процедил комиссар.

– Хочу напомнить, граф Хантингтон, что у него тридцать тысяч вооруженных солдат. Они появились благодаря бурам и проклятым

евреям. Почуяв запах золота, сюда кто только не приехал. Евреи продают зулусам винтовки и пистолеты, а буры обучают их отряды. Наши колонисты в Натале нуждаются в защите. Мы войдем в королевство этого дикаря, и аннексируем его, - Фрер хлопнул ладонью по разложенным на столе документам: «Потом примемся за буров».

Джон вышел на теплые, нагретые осенним солнцем ступени особняка комиссара. Юноша, закурив, приказав себе успокоиться. Остро, волнующе пахло бушем, скрипели колеса повозок по замощенной булыжником улице. В темно-синем небе неслись белые, легкие облака.

– Ладно, - сказал себе Джон, - если придется воевать, то повоюю, конечно. Надо еще до Петра добраться, до Блумфонтейна.

Кузен написал, что держит в столице Оранжевой республики комнаты, куда приезжает пару раз в месяц:

– Помыться в ванне, дорогой граф Хантингтон, поесть за столом и почитать газеты. На алмазных копях, в Кимберли, приходится ночевать в палатках. Ключи у миссис де Витт, моей хозяйки. Она предупреждена и позаботится о тебе.

Миссис де Витт было за пятьдесят. Ее замужняя дочь, с детьми, тоже жила в Блумфонтейне. Увидев юношу, женщина, было, хотела сказать, что-то. Однако, она только улыбнулась:

– Мистер Петр мне говорил о вас. Живите сколько хотите.

Джон оставался в Блумфонтейне недолго. Он ехал дальше, в Наталь, в кавалерийский полк, куда его назначили переводчиком. Они с миссис де Витт не говорили о войне. Женщина махнула рукой:

– Буры, англичане, зулусы..., Это зулусов земля. Мы пришли, голландцы, потом вы..., Нам не враждовать надо, а всем вместе оставаться, - она поправила седую прядь волос, - работать, как мистер Петр, как зять мой..., - вечерами миссис де Витт иногда играла ему на гитаре. Джон тоже взял инструмент:

– Меня папа научил, миссис де Витт. Он здесь жил, в Южной Африке, участвовал в экспедициях Ливингстона. Он и гитару отсюда привез, старую. Она до сих пор сохранилась.

– Вот оно как, - миссис де Витт зачем-то вытерла пальцем уголок глаза. Джон заиграл «Ярмарку в Скарборо».

Его все-таки ранили, в сражении при Камбуле. Джон состоял офицером для связи и переводчиком при командире полка. Зулусские воины, на допросах, говорили, что их обучал европеец. Они называли его Индуна Инья Ясендле.

– Великий вождь Волк, - хмыкнул Джон, - наверное, бур какой-нибудь.

Ясендле было приказано разыскать и взять в плен, однако он исчез, а зулусы упорно молчали. При Камбуле Джона отправили с донесением в эскадроны, на флангах. Зима стояла отличная, дождливая. Он полз по зеленой, цветущей равнине, и вспоминал прерию у Литтл-Бигхорн.

–

Вернусь в Англию, - пообещал себе Джон, - и сделаю все, чтобы с зулусами хорошо обходились, чтобы не началось войны с бурами..., - он услышал разрыв артиллерийского снаряда и ощутил резкую боль в левой, сломанной в Америке, руке.

Это был дружественный огонь, пушек у зулусов не водилось. Осколок исковеркал сухожилия в запястье. Полевой хирург предупредил его: «Руку, наверное, придется ампутировать, ниже локтя».

– У дедушки Мартина такое случилось, в Китае, - вспомнил Джон и решил: «Это мы еще посмотрим».

Руку он сохранил. Петр, в Блумфонтейне, нашел ему какого-то местного лекаря, метиса. Старик, сильными пальцами, разминал ему мышцы, Джон стонал. Юноша вытирал правой рукой пот со лба. Лекарь велел ему заниматься гимнастикой, каждый день.

– Тебе восемнадцать, - он затянулся короткой трубкой, - незачем становиться калекой.

К Порт-Саиду Джон мог зажечь раненой рукой спичку и даже ненадолго подхватить саквояж. Родителям он написал, что его задело шальной пулей, и это не больше, чем царапина.

Из соседнего купе доносился голос тети Юджинии. Она проверяла багаж юношей. Моше, в Париже жил у раввина, а они остановились на рю Мобийон. Там жил и дядя Пьетро, с семьей. Они ехали через Францию и Бельгию в Рим. Пьетро назначили поверенным к итальянскому двору. Вечером он с юношами сидел в библиотеке за вином. Пьетро усмехнулся:

– Не прошло и полвека после признания католиков равноправными гражданами Британии, как меня, католика, посылают в Рим, - он полюбовался золотистыми искорками в бокале бордо:

– Но жаловаться незачем, есть католики, депутаты палаты общин, и евреи в парламенте заседают. Все меняется, - Пьетро помолчал, - просто постепенно.

– А что, дядя Пьетро, - заинтересовался Джон, - в министерстве иностранных дел еще есть католики, кроме вас? Послы, я имею в виду.

– Нет, - ответил ему ди Амальфи.

– Может быть, когда Франческо станет дипломатом, закончатся неприятности с Ирландией, и тогда..., -он не закончил. Джон вспомнил: «Папа говорил, они только начинаются, эти неприятности».

Пьер де Лу с ними в Лондон не поехал. Юноша поступил в Сорбонну, на медицинский факультет. Ди Амальфи обещали за ним присмотреть, пока Юджиния и Жанна не вернутся из Лондона.

Жанна все крутила свой локон. Девочка, звонко, сказала: «Всем нравится, как я готовлю. И я очень хорошо шью, кузен Петр. Вы сами видели».

Она показала аккуратные стопки одежды в детской. Граф Хантингтон поинтересовался: «Это для кукол твоих?»

Жанна закатила глаза:

– Я большая, мне восемь лет. Я для бедных шью. Мама навещает женщин с новорожденными, учит их ухаживать за младенцами. Я им одежду готовлю, чепчики, распашонки..., - девчонка весело улыбнулась. В кладовой она обвела рукой полки:

– Это я все сама делаю, с мамой. Конфит из утки, джемы..., И круассаны пеку, каждое утро, - добавила она: «Вам тоже буду печь, конечно».