"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Госпожа ван Леер оглядела чистые комнаты. Она провела рукой по крышке рояля, поправила серебряные подсвечники. В спальне пахло сухими травами. В «Черном Лебеде» в белье всегда клали саше. Атласное покрывало на кровати было откинуто.
– Француженка, - подумала госпожа ван Леер, - я видела, она французские газеты покупает. Но и голландские тоже. Любят они друг друга, - хозяйка пансиона много раз замечала, что Гольдберги, возвращаясь с прогулки, держатся за руки. У госпожи Гольдберг всегда был букетик цветов. Фламандка, наставительно, сказала мужу:
– Посмотри. Они не первый год
Господин ван Леер затянулся трубкой:
– Это на отдыхе. Я уверен, что в Амстердаме, или, где они живут, он так не делает.
Хозяин пансиона на следующий день, смущенно улыбаясь, принес жене розы.
Госпожа ван Леер проверила кухню. Газовая плита была в порядке, светильники тоже. Она всегда оставляла постояльцам запас свечей. Фламандка знала, что еврейские женщины зажигают их вечером, в пятницу. Она никогда не видела, чтобы госпожа Гольдберг это делала. Женщина полюбовалась крепким, дубовым столом, стульями времен своей бабушки: «Впрочем, они чуть ли не с петухами ложатся. Или, может быть, он адвокат, в университете преподает..., - она пошла в кладовую за посудой: «Денег у них много, это ясно».
Гольдберги отлично одевались, у них был дорогой багаж. Маленькая, полная женщина носила шелковые платья, бархатные накидки и меха.
– Она очень скромная, - госпожа ван Леер, управлялась с ящиком, - у них это положено. Хотя дома она голову не покрывает, я видела, - госпожа Гольдберг была белокурая, с большими, серыми глазами. На ее детских, пухлых пальчиках блестело золотое, обручальное кольцо и еще одно, с небольшим бриллиантом.
Хозяйка пансиона ей немного завидовала. Господин Гольдберг, высокий, темноволосый красавец, с ухоженной, в легкой седине бородой, не отводил глаз от жены. Мужчина носил ее саквояжи, и часто возвращался в пансион с заманчиво выглядевшими свертками. Госпожа Гольдберг всегда улыбалась, глядя на него. Говорили они едва слышно, не повышая голоса. Лучше гостей найти было нельзя.
Госпожа ван Леер расставила посуду, и принесла букет роз. Она положила на большую, под шелковым балдахином, кровать конверт: «Добро пожаловать! Желаем приятного отдыха». Первым годом муж предложил господину Гольдбергу бутылку шампанского. Постоялец мягко ответил: «Большое спасибо. Мы привезли свое вино».
– И хлеб она сама печет, - хозяйка посмотрела в окно спальни, выходившее на канал. На деревьях еще не появились листья. Серая вода пузырилась под крупным дождем, лебеди, нахохлившись, сгрудились в заводи. На церкви Нотр-Дам забили колокола. Госпожа ван Леер перекрестилась и поспешила в столовую. Пора было накрывать завтрак для немногих постояльцев.
На железной дороге, ведущей из Брюгге на север, в Антверпен, тоже шел дождь, заливая стекла вагона первого класса. Пахло хорошим кофе. Мужчина читал письмо, устроившись на бархатном диванчике. Он отложил конверт и взглянул на хронометр. Он всегда проезжал Брюгге и ждал ее на маленькой станции Бланкенберге, по дороге в Брюссель. Ее поезд шел с юга. Он иногда думал, что живет ради того, чтобы увидеть дымок локомотива, темно-зеленые вагоны брюссельского экспресса. Она появлялась в двери, маленькая, в скромном, шелковом платье. Завидев его, женщина нежно
Через две недели они расставались, тоже в Бланкенберге. Давид велел себе не вспоминать об этом. Он избегал таких мыслей, до последнего дня, до последней ночи, до последней чашки кофе, что она варила на кухне номера в пансионе. Он знал, что и Элиза об этом думает. Ее серые глаза блестели слезами, он усаживал ее к себе на колени:
– Осенью, любовь моя. Осенью, в ноябре, мы встретимся. Так будет всегда, обещаю тебе.
Сестра писала, что у нее все хорошо, клиника процветает, а маленький Николас учится в Итоне.
– К сожалению, тетя Сидония не пережила зимы, - читал Давид, - смерть кузена Питера ее подкосила. Дядя Мартин справляется, как может. Кузина Марта перестроила особняк Кроу. Холланды вернулись в город, тетя Ева присматривает за дядей Мартином. Марта очень занята, скоро уезжает, а ее старший сын отправился на восток, в Индию и Афганистан. В этом конверте ты найдешь весточку для бабушки. Надеюсь, у нее все в порядке. Дядя Аарон на Святой Земле. Мария живет под крылом Судаковых, учится. Летом у нее и Моше, кажется, будет хупа. Передавай мои пожелания здоровья и благополучия Рахили и Шмуэлю..., - Давид вздохнул, затягиваясь дорогой папиросой.
Жене он говорил, что едет на консультацию. Рахиль привыкла к его отлучкам. Давид был известным хирургом, его приглашали на консилиумы по всей Европе. Сын, следующим годом, поступал в Лейденский университет. Он хотел изучать инфекционные и тропические болезни, как его дед. Жена, было, озабоченно, сказала: «Это опасно...». Давид развел руками:
– Это медицина, любовь моя. Надо кому-то и таким заниматься, - поезд остановился на вокзале Брюгге, из вагона выходили люди. Давид, счастливо, понял:
– Полчаса, и я увижу ее. Всего лишь полчаса..., - он проверил багаж, вагон тронулся. Профессор Кардозо заставил себя спокойно смотреть в окно. От бабушки, на Хануку, пришла короткая записка. На мельнице все было в порядке. Давид тогда понял:
– Я даже не знаю, как с бабушкой связываться. Ни адреса, ничего. Она все время через разных торговцев письма передает. Но, если она пишет, что все хорошо, значит, так оно и есть.
Они с женой и Шмуэлем каждый год приезжали в Мон-Сен-Мартен, обычно в конце весны, после Песаха. Летом они отдыхали с де ла Марками в Остенде. Элиза и Рахиль сдружились. Мальчики вместе ходили на рыбалку в горы, уезжали на конные прогулки, Давид играл в шахматы с Виллемом, мужчины говорили о политике или медицине. В Мон-Сен-Мартене у них был отдельный дом, неподалеку от поселка горняков.
Давид приучил себя не думать в этих поездках об Элизе. В замке, или в Остенде она была просто кузиной. Элиза хлопотала над гостями, каждый день посещала с мужем и сыном, мессу, занималась благотворительностью и преподавала в поселковой школе. Давид знал, что в поездках к святому престолу де ла Марков исповедует сам папа римский. Читая католические газеты, он видел фотографии Элизы и Виллема при дворе, на открытии очередного госпиталя или приюта. Он, шесть лет назад, в первой их поездке в Брюгге, выбрал «Черный Лебедь», потому, что ван Лееры были протестантами. Они не могли узнать Элизу.