"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Следующим годом увидимся, милый.
Петя наклонил рыжую голову и поцеловал ей руку: «Ты осторожней, мамочка». Марта весело ответила:
– То же самое, я могу и тебе сказать, сын Ахмар-хана. Икону не теряй, клинок тоже, - она долго махала рукой пакетботу. Марта повернулась к дочери: «Ты, моя милая, будешь на попечении тети Полины».
Перед отъездом в Гамбург Марта сидела с Полиной в библиотеке особняка Кроу. Дом перестроили, от подвалов до крыши, Марта оставила в будущем кабинете сына семейные картины, но полностью переделала столовую, и сад. Вдовствующая герцогиня кивнула:
–
– По утрам давка, дядя Мартин. У нас есть бронированный экипаж, охрана…, - женщина помолчала, -пользуйтесь ими.
– Не у нас, а у тебя, - пробурчал старик, но спорить не стал. В Ньюкасле, на заводах, где старший сын провел зиму, все было в порядке. Летом свекор ехал, вместе с детьми, на север. С ними собиралась и старшая вдовствующая герцогиня. Ева заметила:
– Мальчик все равно на континенте будет, - Маленький Джон провожал Марту до Кенигсберга, а потом намеревался провести лето в Берлине, работая с прусскими коллегами, - возьму Джейн и поеду. Грегори нас навестит, - Ева тонко улыбнулась.
Марта сказала Полине, что каноник оставил ей письмо, однако конверт погиб, при взрыве.
– Может быть, - женщина помолчала, - ты Аарону пошлешь весточку, милая. У него Мария рядом, тетя Дина с дядей Исааком, но пусть знает, что мы о нем помним…, - Полина кивнула, синие глаза отчего-то погрустнели. Они с Мартой заговорили о свадьбе. Джейн и Грегори венчались следующим летом, в Банбери.
Сидя в комнате, за чашкой чая и папиросой, Марта прочла в «Московских Ведомостях» о приезде в город особой комиссии Священного Синода и его императорского величества канцелярии, для проверки существующих раскольнических церквей и тайных молелен. Марта об этой комиссии узнала весной. В Лондоне она аккуратно изучала российские газеты. Женщина направилась в Москву именно из-за делегации Синода. Она хотела проследить за коллежским асессором Воронцовым-Вельяминовым. Николай представлял в комиссии Третье Отделение.
– Император здесь будет…, - размышляла Марта, мешая сахар в чае, - наверняка и зять появится…, И он…, - Марта сглотнула, - тоже.
С Полиной они о Максе не говорили. Герцогиня помогала ей складывать багаж. Марта вздохнула, убирая кольт:
– Может случиться, что мне придется…, - она осеклась, увидев, что глаза женщины: «Не может, а должно, - отрезала Полина, - я бы и сама туда поехала».
– Ты будь здесь, - Марта ласково обняла ее, - семью на тебя оставляю.
За дочь Марта была спокойна. Особняки на Ганновер-сквер охранялись круглосуточно. Семья пользовалась только правительственными экипажами.
– Очень надеюсь, - кисло сказала себе Марта, просматривая газету, - что мой зять больше никогда в Лондоне не появится. А если появится…, - она увидела заголовок: «Великий писатель земли русской выступает на открытии памятника Пушкину».
Марта застыла, глядя на черный шрифт: «Двадцать шестого мая, через неделю. Не зря книгу его
Николай Воронцов-Вельяминов, как обычно, в служебных командировках, поселился не в гостинице, а на особой квартире. Такие Третье Отделение содержало в каждом крупном городе. Три комнаты располагались на Пречистенке, по соседству с белокаменным, мощным, златоглавым храмом Христа Спасителя. Николай, сидя с коллегами в Тверской полицейской части, хмыкнул: «Почти полвека его строили. Как Исаакий, в Петербурге». Однако собор еще не освятили. Художники заканчивали росписи, архитекторы возводили гранитную набережную и площадь вокруг храма. Когда Николай поинтересовался у москвичей, во сколько обошелся собор, кто-то из жандармов махнул рукой:
– За полвека забыли, какая смета была. И потом, - он усмехнулся, - со времен царя Ивана Васильевича известно, на казенном подряде грех не своровать.
Балкон квартиры выходил прямо на храм. Николай каждое утро пил кофе, любуясь золотым сиянием куполов. Приехав в Москву, юноша понял, что командировка может затянуться. Старообрядцы в столице были не похожи на тех, с кем он привык иметь дело за Волгой или в сибирских скитах. Николай вспомнил упрямо сжатые губы старух в черных сарафанах, стариков с нечесаными бородами, плевавших ему вслед: «Изыди, сатано!»
На Кавказе все было по-другому. Тамошние сектанты-молокане, непьющие, тихие, скромные люди, приглашали чиновников из Священного Синода в дома, усаживали их за стол, и с готовностью выполняли распоряжения комиссий из столицы.
Николай ожидал, что московские старообрядцы, ворочавшие миллионами, обосновавшиеся в изящных особняках на бульварах, не будут прекословить и добровольно закроют домашние молельни. Старообрядческие церкви запечатали, но запретить богослужения на Рогожском кладбище полиция не могла. В указе Синода шла речь только о храмах. Когда Николая отправляли в Москву, на совещании кто-то заметил:
– Все эти подвальные сборища, тайные монастыри, надо разогнать. Сегодня они молятся, завтра плясать начнут, как хлысты, не к ночи будь помянуты. Они привечают бродяг, беспаспортных…, -Николай посоветовался с отцом.
Федор Петрович осенью прошлого года вернулся из командировки с потухшим, усталым лицом. Коля не стал спрашивать у отца, что случилось. Они редко обсуждали рабочие дела. Николай не разбирался в радикалах. Честно говоря, Коля и не хотел в них разбираться. Ему хватало своих забот.
– На службе у него все в порядке, - юноша, за семейными обедами, искоса смотрел на красивое, жесткое лицо Федора Петровича, - орден к Рождеству получил…., Что с ним такое?
– однако, после Рождества отец повеселел, и даже начал, чего за ним раньше не водилось, ездить на балы. Коля сказал брату:
– Что бы там, у папы ни произошло, все закончилось. Он на два десятка лет помолодел.
Саша рассеянно, не отрываясь от каких-то подсчетов, ответил: «Хорошо». Брат был очень занят на Путиловском заводе. Саша ездил в Кронштадт,работать в новой лаборатории,занимавшейся морскими минами. Коля его почти не видел. Александр целыми днями пропадал либо в цехах, либо, как он говорил, сидел в библиотеке.