"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Ставни были распахнуты, и он, взглянув на море, сказал: «Ну, корми меня, а потом — он вдруг улыбнулся, — я обещаю, я на тебе ничего, кроме этой жемчужины, не оставлю».
Рэйчел густо покраснела, и, накладывая в фаянсовую миску креветки, пробормотала:
«Кровать скрипит, надо бы починить перед отъездом».
— Починю, — отозвался муж, принимаясь за еду. «А стол, — он пошатал его рукой, — не скрипит, любовь моя. Так что, — он ласково посмотрел на нее, — иди-ка сюда». Рэйчел села к нему на колени, и, отпив вина, задумчиво сказала: «Я самая счастливая женщина во всей Англии».
— Я, — Питер стал кормить ее креветками, — сделаю все, чтобы ты такой и оставалась, любовь моя.
Летнее, яркое солнце заливало верфь, и Николас Смолл, прищурившись, глядя на корабль, стоящий на стапелях, снял холщовый фартук и повернулся к Уильяму: «Ну, волнуешься?».
Юноша покраснел, и, встряхнув головой, ответил: «Ты же ее делал, дорогой племянник, так что нет — не волнуюсь».
— Я все на совесть делаю, — заметил Николас, и, повернувшись, помахал рукой жене, что стояла у ворот. «Папа! Папа!», — закричал Грегори, и Марта, отпустив его, взяв удобнее дремлющего Томаса, сказала старшему сыну: «Ну, беги!»
Она подняла голову и рассмеялась — в темно-голубом, прозрачном, высоком небе парила стая чаек. «Все хорошо», — шепнула Марта, целуя малыша в русую голову. «Вон — десять месяцев ему, а уже крепко на ногах стоит, Грегори тоже — в его возрасте пошел».
Грегори взял отца за большую руку и серьезно сказал: «Я тоже буду строить, как ты».
Николас рассмеялся и подхватил мальчика на руки: «А как же! Года через два, как шесть тебе будет — придешь сюда».
— Так, — он повернулся к Уильяму, — на юте все готово, там твой капитан будет, мистер Эндрюс, он там уже, адмирал, — он крестит, ну и все мужчины. А для женщин мы галерею построили, на берегу прямо, вон, там балдахин шелковый, так что и в тени будут, и все увидят.
Уильям взглянул на синюю воду Темзы и спросил: «А что это лодок так много?»
— А, — рассмеялся Николас, — ты же не крестил никогда еще. Ну, посмотришь. Пошли, — мужчина подтолкнул юношу, — вон, капитан нам рукой машет. Марта тут всех встретит, не волнуйся. А потом — у нас сядем, погода хорошая, так что в саду можно, всем места хватит.
— Да, — мечтательно сказал Уильям, идя вслед за мастером к стапелям, — там у вас сейчас красиво, цветет все.
— У нас всегда все цветет, — усмехнулся Николас, помогая сыну подняться по трапу на корабль.
Кареты остановились у ворот верфи и Мирьям, выглянув из окна, ахнула: «Тетя, как тут чисто! И смотрите, даже дорожку ковровую положили!»
— А как же, — отозвалась Марфа, глядя в окно. «Да впрочем, тут всегда чисто, у нас по-другому не бывает. Ты же вчера была там, у Марты, очаг разожгла?»
— А как же, — Мирьям оправила свое платье бронзового шелка. «Мы с ней вчера весь день готовили, и посуду новую я привезла. Хлеба напекла столько, что еще на неделю хватит. Мы с Хосе сейчас поздороваемся с ней и туда пойдем, будем вас всех ждать.
Рэйчел, что сидела в углу кареты, вдруг покраснела, и Мирьям, наклонившись к ней, шепнула: «А твое письмо я дону Исааку и донье Хане передам. Не надо бояться, они не рассердятся, они только рады будут! И приезжайте к нам в Амстердам, обязательно!»
Марфа окинула взглядом невестку — та была в шелковом, голубовато-зеленого цвета платье, отделанном брюссельскими кружевами, на белой шее переливалась большая, оправленная в золото жемчужина, и ласково сказала: «Сияешь вся».
— Матушка, — Рэйчел зарделась, и Тео, что лежала на бархатном сиденье, сонно подняла голову. «Приехали уже?», — поинтересовалась девочка, подбираясь ближе к Рэйчел.
— Да, милая, — та поцеловала ее в затылок и пригладила белокурые волосы. «Смотри, твоя тетя Марта к нам идет».
— Корабль! — восторженно проговорила Тео. «Мой папа тоже на корабле, он скоро приедет!»
— А как же, — отозвалась Марфа, и, приняв руку мужа, спустилась на расстеленный у входа персидский ковер.
В соседней карете Полли строго сказала мальчикам: «А ну встаньте!». Она оглядела сына и брата, и, пробормотала: «Ну, вроде все хорошо».
— Я бы мог и на лошади поехать, — недовольно сказал Александр. «Я уже большой».
Полли вздохнула, качнув бархатным, с пучком темно-красных перьев, беретом: «То ведь не наши лошади, а наемные, милый мой, с пристани. Ты пока не взрослый — с ними управляться».
— Ну, бегите, милые, — велела им Мияко-сан, — вон, мужчины все спешились уже.
Анита посмотрела на отца, что стоял рядом с адмиралом, и тяжело вздохнула: «И почему мне нельзя на корабль, там все со шпагами будут, и Уильям тоже».
— Мне кажется, — лукаво заметила Полли, помогая мачехе выйти из кареты, — одной знакомой мне девочке надо выбрать — кто ей нравится больше — тот друг, что живет в Париже, или тот друг, что уезжает в Индию?
— Не знаю, — тяжело вздохнула Анита и тут же подпрыгнула: «Ой, какие все дамы красивые!
Мне очень нравится тетя Рэйчел, сестричка, ведь это как в сказке — дядя Питер спас ее от пиратов! А у них скоро будет ребеночек?»
— Дочка! — Мияко покраснела, и оглянулась.
— Да никто не слышал, Мияко-сан, — успокоила ее Полли. «А ребеночек, — она наклонилась и поцеловала сестру, — это уже как Господь даст».
— А ты не жалеешь, что Цезаря дяде Питеру оставляешь? — спросил Пьетро у Александра, когда они шли вслед за мужчинами к кораблю.
Мальчик вздохнул: «Ну, в школу же его нельзя брать, а мама к нам в усадьбу только осенью собирается. Он бы и у вас мог жить, но дедушка не охотится, а Цезарь — все-таки охотничья собака. Адмирал мне обещал, что они каждый день будут с ним ходить гулять. А как от него щенки будут, — я вам отдам одного, обязательно!».
— Спасибо, — Пьетро замедлил шаг и вдруг сказал: «Жалко, что теперь год не увидимся, с тобой так интересно!»
— С тобой тоже, — отозвался Александр, улыбаясь. «Но ничего, я на каникулы буду приезжать, а потом, — он рассмеялся, — скоро моя кузина Энни вернется, с ней тоже очень интересно, она ничуть не задается».