"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Какой? — усмехнулась та, полоща детские рубашки. «Пятеро младших тут, а остальные — с отцом, учатся».
— Элияху, — Мария встряхнула салфетку.
— Тоже учится — Элишева откинула мокрой рукой прядь волос со лба.
— Чему учится? — не отставала девочка.
— Ты видела папин кабинет? Ну, я утром тебе показывала, — Элишева склонилась над тазиком.
«Видела все эти книги, большие? Папа их все наизусть знает, так, что если проколоть любую книгу иголкой, то он скажет — через какие слова она прошла».
Мария открыла рот и застыла. «И Элияху так тоже? — наконец, спросила она.
— А как же, — безмятежно отозвалась девочка. «Он очень способный, только он не хочет быть раввином, он будет лечить людей. У маминой старшей сестры, приемной, она умерла уже, есть дочка, ее Мирьям зовут, как маму, и она вышла замуж за гера…»
— Кто такой гер? — перебила ее Мария.
— Это кто не был евреем, а стал им, — объяснила девушка.
— Так разве можно? — удивился ребенок.
— Можно, конечно, — Элишева выпятила губу. «Только тяжело, долго учиться надо. Дядя Иосиф четыре года учился, на Святой Земле. Так вот, он врач, очень хороший, он, когда был на Святой Земле, ездил в Каир и там лечил женщин в гареме у местного паши».
— Я слышала про гарем, — сказала задумчиво Мария. «Когда мы были в Львове, там нищие рассказывали, что в Стамбуле такое есть. У вас, ну, у евреев — тоже гаремы?».
— Еще чего, — Элишева вздернула нос. «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему. Это жена, ну, помощник. Одна жена, на всю жизнь, — со значением прибавила девушка.
Мария взяла стопку белья и вдруг насторожилась: «В ворота стучат!».
— Забирайте пани Эльжбету, и быстро в дом! — приказала Мирьям, поправив завязанный тюрбаном на голове платок, и вытерев руки о передник.
Она посмотрела в прорезь, и, прикоснувшись к мезузе, распахнула створку. «По распоряжению его высокопреосвященства архиепископа Кракова, — сказал маленький, толстенький священник, помахав какой-то бумагой. Второй, повыше, стоявший сзади, хмуро добавил: «Блаженная пани Эльжбета, что находится у вас в доме, должна быть препровождена в монастырь святых сестер-клариссинок, вместе с ребенком, что именует себя ее дочерью».
Мирьям посмотрела на толпу — у многих в руках были распятия, женщины укачивали хныкающих детей, и, выхватив из руки священника бумагу, бросила ему: «Соберется и пойдет».
Она захлопнула ворота, и, тяжело дыша, прислонившись к ним спиной, сказала себе: «Все будет хорошо». Ребенок заворочался, и Мирьям вдруг улыбнулась, положив ладонь на живот: «Мальчик, да? Ну, я и не сомневалась». Она глубоко вздохнула и прошла в дом.
В столовой пахло пряностями. Мария взяла имбирное печенье, и, надкусив, зажмурившись, сказала: «Очень вкусно. А можно мешочек взять ну, с собой?»
— Я вам положила, — тихо ответила Мирьям, и, взяв руку пани Эльжбеты, сказала: «Вы ничего не бойтесь, милая, пожалуйста».
— Она выйдет за ворота, скажет им, чтобы шли к Мариацкому костелу, — прервала ее Мария.
«Они пойдут, а мы потом отправимся к этому вашему раву Шмуэлю».
— Да, — Мирьям тяжело вздохнула. «Он вас вечером переведет через мост, на ту сторону реки, мы же на острове, — зачем-то добавила она. «Оттуда обозы идут, на Москву».
Девчонка слезла с кресла, и, подойдя к Мирьям, посмотрев в темно-серые, наполненные слезами глаза, сказала: «Вы не волнуйтесь только, пожалуйста, я за ним присмотрю.
Довезет нас до отца моего, и вернется».
Мирьям поцеловала рыже-каштановые волосы и застыла, прижимая ребенка к себе.
Рав Хаим взглянул на старшего сына, и вдруг, закрыв дверь кабинета, потянувшись, достал из поставца бутылку водки и два серебряных стаканчика.
— Папа! — потрясенно сказал Элияху. «Зачем?»
— Так, — рав Хаим смутился, — ты же взрослый мальчик. Это я для посетителей держу, сам знаешь, — мужчина развел руками, — иногда они волнуются, помогает. На донышке, — он протянул сыну стакан.
Элияху понюхал, поморщился, и, пробормотав благословение — выпил. «Ну и гадость, — сказал подросток.
— Да, да, — обрадовался рав Хаим, убирая стаканы. «Правильно, невкусная. Ну, ты все помнишь, что я тебе говорил. Хлеб, — мужчина развел руками, — что уж делать, ешь, вряд ли после Смоленска найдется кошерный. Молитвенник ты взял, но спрячь, никому не показывай».
— Папа, — Элияху вдруг улыбнулся, и, наклонившись, — он был выше отца, поцеловал его в лоб, — ты не волнуйся. Довезу их до Москвы и вернусь, вон, ты же сам слышал, что этому Шуйскому недолго осталось, а потом у них наш Владислав, сын нашего Сигизмунда, царем будет, это дело решенное.
Хаим посмотрел на светлые волосы подростка и чуть заметно вздохнул: «Ну, поднимись наверх, с младшими попрощайся, пора уже».
Сын вдруг остановился на пороге, и, скрывая улыбку, сказал: «Вернусь, и поеду в Амстердам, папа. А потом — в Падую».
— Поедешь, поедешь, — проворчал рав Хаим, провожая глазами высокую, широкоплечую фигуру сына.
На дворе было тихо. Створка ворот заскрипела и Мария, всунувшись во двор, сказала: «Все ушли, ну, туда, на Рыночную площадь. А вас не накажут за то, что мы сбежали?»
— А что нас наказывать? — удивился рав Хаим. «Вы ушли, а куда — мы не знаем. Не бойся».
Он подозвал к себе девочку, и, нагнувшись, поцеловав ее, велел: «Вы там осторожней».
Девчонка подышала ему в ухо и шепнула: «Спасибо вам, за все спасибо!».
— Пора, — Элияху взял ее за руку. «Помнишь, если что — я твой брат, старший». Мария кивнула и, обратившись к матери, сказала: «Пойдем!»
Пани Эльжбета вдруг оторвалась от створки ворот и быстрым шагом подойдя к Мирьям, положив ладонь на ее живот, сказала: «Еще трое. А потом — еще одна». Женщина склонила голову, и, улыбнувшись, растерянно поводила пальцами в воздухе. Мария закатила глаза, и, взяв ее за руку, — вывела из ворот.