Венецианская блудница
Шрифт:
У Александры подогнулись ноги, она выставила руки, защищаясь, – и вдруг увидела, что они тоже измазаны чем-то черным.
«К чему этот маскарад?» – вспыхнула в мозгу насмешливая фраза Лоренцо, и Александру вдруг так и пронзило: сажа! Негр не настоящий! Его лицо было размалевано под негра: кожа – сажей, губы – алой помадою. Так же щедро были размалеваны вчера в опере лица актеров: слишком белая кожа, слишком яркие щеки и губы. Вот хотя бы у того актера, который принял ее вчера за Лючию… Актер?.. И Александра вновь содрогнулась от прозрения: да ведь постильон, «посланец любви», – тот самый актер, тот самый! «Браво, мертвецы!»
И безотчетно, в единственном стремлении спасти Лоренцо, лежащего там, у камина, и спастись самой от этого жуткого образа, от жуткой судьбы, оставленной ей сестрой и цеплявшейся за нее на каждом шагу, как репьи к подолу, Александра закричала, зовя человека, который помог ей вчера в театре, – единственного человека, на которого она почему-то надеялась в этом безумии своей жизни.
– Чезаре! – крикнула она что было сил. – Чезаре!
Это имя подействовало на «негра», словно удар хлыста. Он отшатнулся, прикрываясь руками, бормоча:
– Что ты делаешь, Лючия? Это же я, ты разве не узнала? Бежим со мной, я тебе все расскажу!
Что еще он хочет рассказать? Чего еще не знает Александра о Лючии, чьей жизнью она живет, чьи платья носит, чьего возлюбленного целует?! Слезы так и хлынули из глаз, новый крик был уже рыданием, полным несказанной муки:
– Чезаре! О господи, Чезаре! На помощь!
«Негр» отшатнулся. Изумление сделало его глаза огромными, и Александра вдруг поняла, что кричала по-русски.
– Лючия? – пробормотал незнакомец. – Ты?..
И больше он уже ничего не успел сказать: огромной летучей мышью вылетел из тьмы Чезаре и обрушился на него с такой силой, что сбил с ног. И тотчас стало невозможно разобрать, кто где: мелькали только бьющие руки, пинающие ноги, выкрикивающие проклятия головы. Рычащий от ярости клубок покатился по полу, но Александра уже забыла и про Чезаре, и про «негра». От всего мира осталась только комната, в которой медленно плавал слоистый черный дым, окутывая человека, лежащего на полу.
Путаясь в подоле, Александра ворвалась в комнату, и тотчас все поплыло в глазах. Ядовитый дым! Еще мгновение – и она свалится без чувств. Но если она упадет, кто спасет Лоренцо?..
Решение пришло мгновенно. У самой двери стояла ваза, полная чудесных роз. Александра безжалостно выбросила цветы, оторвала от подола рубахи полосу, окунула ткань в воду, отжала и завязала концы на затылке так, чтобы прикрыть рот и нос. Оторвала еще кусок, намочила – и ринулась вперед. К Лоренцо.
Он лежал такой бледный, что первой мыслью Александры было: умер! Ноги подогнулись, она упала на колени, едва удерживаясь, чтобы не схватить его в объятия, не залить слезами. Но сейчас было не до слез. Пальцы ее тряслись, путались, но Александра все же смогла прикрыть рот и нос Лоренцо мокрой тканью, а потом вцепилась в его плечи и попыталась протащить по полу.
Господи, Пресвятая Богородица! Какой же он тяжелый! Камень, ну чисто камень. Вот странно, а когда тело его накрывало Александру, она почему-то не чувствовала никакой тяжести, а только жар и блажен ство…
Эта неуместная мысль обессилила ее вовсе. А что, если никогда… никогда больше?..
Запутавшись в полах своего развевающегося одеяния, Александра споткнулась и упала рядом с Лоренцо, уронив голову на его грудь.
Сердце не билось. Не билось! Александра слышала только, как шумит в ушах ее кровь: дышать сквозь мокрую ткань было тяжело.
Дышать? А зачем ей вообще дышать, если не бьется сердце Лоренцо? Он умер только что, и душа его еще вьется над телом. Если Александра не станет медлить, она еще успеет догнать его, и тогда их души сольются, как сливались тела, и вместе предстанут перед богом. Наверное, он не будет так жесток, чтобы разделить их. Если их дальнейший путь принадлежит аду, Александра готова и на это, лишь бы…
Мысли путались; путались пальцы, спускавшие с лица мокрую пелену. Но внезапно что-то теплое прилегло к ее заледенелым рукам.
Александра подняла помутневший взор.
Чезаре! Его руки! Лицо у него так же прикрыто влажной тряпкой, как у нее, из рассеченного лба сочится кровь, а в глазах сверкает решимость, и он резко качает головой, как бы браня Александру за готовность сдаться смерти.
Ясность вернулась к мыслям. Александра поняла свою оплошность: надо было сначала открыть окно, выбросить из огня ядовитые угли, они ведь тлеют, источая смертоносный аромат!
Чезаре понял ее с полувзгляда: вскочил, схватил кочергу. Зазвенели разбитые стекла, огоньки покатились по полу. Прикрываясь рукавом, он заплясал по ним, и через минуту у камина валялись только черные угольки, а Чезаре вернулся к Александре и, схватив за плечи своего господина, потащил его с силой, которую трудно было даже предположить.
Комната казалась бесконечной, и все-таки даже она кончилась!
Оказавшись в другом зале и наглухо заложив двери в отравленные покои, Чезаре и Александра кинулись отворять окна, потом сорвали свои маски и, от волнения даже не ощутив свежести ночного воздуха, вернулись к Лоренцо, открыли его мертвенно-бледное лицо.
При виде черных кругов под глазами и побелевших губ Александра заломила руки.
Чезаре тоже едва сдерживал рыдания. Казалось, он только сейчас понял, что его господин умирает, если уже не умер, и лицо его заволокло такой же мертвенной бледностью.
– Что?.. Что?.. – прошептал он, не в силах справиться с голосом, и глаза его, обращенные к Александре, были сплошь залиты чернотой нерассуждающего ужаса.
Но кто-то должен был не терять сейчас головы! Пришлось этим «кем-то» оказаться Александре.
– «Негр» принес письмо, Лоренцо сжег его – и захлебнулся ядовитым дымом, – скороговоркой пробормотала она, чтобы Чезаре понял, что произошло.
– Это никакой не негр, – простонал Чезаре, – это был…
Он поперхнулся, увидев, как вспыхнуло лицо Александры. «Захлебнулся!» Вот оно, слово! Теперь она знает, как спасти Лоренцо. Он вдохнул ядовитый дым, как пловец нечаянно вдыхает воду. У него в груди дым… как вода!