Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
– Разоблачать факты – на это много ума не надо, - поддакнула Лариса, - а ты попробуй объясни! Ученые не могут объяснить, вот и говорят, что этого якобы не было, все выдумки. А лет через сто придумают объяснение, так оно и выдумкой перестанет быть.
– В любом случае, было интересно послушать, - кивнула Галочка, как бы подводя итог, - мы с Иваном Петровичем очень мило поболтали.
– Не представляю, как с ним вообще можно мило болтать, - поежилась Соня. – Ужасно вздорный старикан.
– Иногда можно, хотя вот наш Соловей умудряется делать это постоянно, Иван Петрович ни разу еще не закатил
– А у меня создалось впечатление, что старик Вика просто побаивается. Смотрит все время исподлобья и глазами за ним следит. Как мышь за котом.
– Опять про Вика начали?! – прикрикнула повариха.
– Кто-то меня звал? – послышался веселый голос, и в кухне появился Соловьев собственной персоной.
Женщины оживились. Даже повариха. Когда Вик проворно стянул горячий блин из горки, она притворно замахнулась на него вилкой с насаженной на нее луковицей для смазки:
– Ты просто Соловей-разбойник какой-то! Что за разбойный налет на кухню?
Вик засмеялся:
– Ужасно аппетитно, Тамара Евгеньевна! Как удержаться?
– Да ладно вам, не убудет от одного блинчика, где еще холостому горяченького поесть?
– вмешалась Лариса и подвинула тарелку с блинами к Соловьеву поближе. – Кушай, Вик, не стесняйся.
Милка глядела на эту ажитацию с недовольной усмешкой.
Кроме того первого дня, когда она проводила для Соловьева экскурсию по территории пансионата, она больше не оставалась с ним наедине, но все равно знала, где он и чем занимается. Не караулила, но как-то все само собой получалось.
По отношению к себе она тоже чувствовала его молчаливое внимание, и это льстило. Ей казалось, что Соловьев никого не выделяет из женского коллектива, со всеми держит дистанцию, оставаясь неизменно приветливым, и только на нее, Милку, порой смотрит немного иначе, по-особенному. Но проверять подозрение и тем более делиться им с кем-то еще ей совершенно не хотелось.
– Пойду я, - произнесла она, поднимаясь, - стиральная машинка уж небось отключилась, надо белье развесить.
На нее, кажется, никто не обратил внимания.
– Вик, а ты чего сюда пришел-то? – наседала на медбрата Лариса. – До ужина еще далеко.
– Старшую ищу, Иван Петрович погулять хочет, но у него нога сегодня побаливает. Коляска нужна.
– Альбина аптеку принимает, - отозвалась Галочка, - в пристройке поищи.
– Если хотите, я открою чуланчик, - внезапно предложила Милка от двери. – Ключ у меня есть.
У Загоскина была своя коляска, электрическая, но он ее берег. Для прогулок по корявым и заснеженным уличным дорогам ему выдавали другую, простенькую, которую катил сопровождающий человек.
– Отлично, – Вик проглотил второй блин, вытер руки салфеткой, что услужливо подсунула ему Алина, и направился к выходу. – Спасибо, Мила! Вы настоящая палочка-выручалочка.
Выходя на лестницу, Милка слышала, как громко фыркают в ее адрес оставшиеся в кухне девушки, разочарованные быстрой развязкой.
– Ключ у нее, ишь ты! – эмоционально прокомментировала Алина. – Тихоня, а туда же!
3.3
3.3.
Милка не знала, слышал ли Вик реплики девиц в ее адрес и если слышал, то понял ли, что упрек был небезосновательный.
– Помочь донести белье?
Милка вздрогнула:
– Зачем? – и оборотилась, встречаясь со спокойными серыми глазами.
Когда эти глаза вот так смотрели с ненавязчивой нежностью и пониманием, ей сразу становилось хорошо. Ей было ясно, что такой человек никогда и никого не предаст. Милка подозревала, что плохо разбирается в мужчинах, история с ее мужем тому была явным подтверждением, но Виктору ей хотелось верить. Он интриговал ее, подстегивая любопытство.
– Корзины у вас объемные. На улице будете вешать?
– Да, как обычно. Но я сама, привыкла уже. Вы Загоскиным занимайтесь.
Вик ушел, и Мила внутренне вздохнула, представив, как было бы славно, если б он помог ей. И дело не в таскании тяжестей, а в общении. Ее тянуло к нему с самого первого дня, и стоило огромных усилий загонять это притяжение в глубину, чтобы никто ничего не заметил. Все это было лишним. Да и разум твердил: откажись, где ты, и где он?
Они и вправду были совершенно разные, и непонятная цель, приведшая Соловьева в пансионат, смущала. Милка так и не решила, что делает в их богадельне шикарный мужчина. Полицейский под прикрытием? Но преступлений здесь никогда не происходило, расследовать нечего. Частный сыщик? То же самое. По отрывочным комментариям и поступкам Соловьева даже она, полный профан в медицине, догадалась, что его познания гораздо глубже, чем тупо поставить капельницу или сделать укол. Вик когда-то был врачом, причем врачом неплохим. Что же произошло такого в его прошлом, что он оказался здесь в роли простого медбрата?
Слева от внутренней парковки, почти у самых ворот была оборудована площадка для сушки белья. Не самое, наверно, лучшее место с точки зрения эстетики, где-нибудь на задворках развешанные на веревках простыни смотрелись бы уместнее, но зато сушка располагалась ближе всего к дверям в прачечную. Огромные корзины с мокрыми и потому ужасно тяжелыми вещами не приходилось волочь через весь сад.
Милка приспособила для своих нужд дворницкую тележку, на которой Михалыч возил лопаты и ведра. Она водружала на нее сразу по две корзины и толкала перед собой, преодолевая пороги и ступеньки. Как правило, у нее получалось, хотя однажды корзина перевернулась и белье пришлось переполаскивать.
Вообще-то в пансионате была специальная сушильная комната, но в ней постоянно чем-то пахло. Милку тошнило от заплесневелого запаха, которого никто, кажется, кроме нее, не замечал, и она предпочитала усложнить себе жизнь, лишь бы не появляться лишний раз в той комнатушке. Белье на морозе приобретало особенный волшебный аромат. Старики это сразу оценили, доложили директрисе, и та от щедрот душевных выписала ей премию в двести рублей за ноу-хау.
Милка вывезла тележку на улицу. Пробираясь по узкой дорожке, петляющей меж начинающих сереть и проседать сугробов, она услышала звуки скандала у ворот. Михалыч ругался на кого-то в голос, и это было до того непривычно, что Мила бросила белье и отправилась взглянуть.