Весна в душе
Шрифт:
– Да, и мы обязаны её поддержать.
– К тому же она полностью права. Кеннеди и Токкинс, действительно, похожи. Не знаю, что двигало каждым из них, но когда Ирена рассказывала мне кое-что о своей тайной встрече с Преподобным, то сердце неприятно кольнуло. Я боюсь себя. Боюсь, что это ревность. Но, несмотря на это, понимаю, что должен помочь им обоим избежать верёвки...
– Ревность - это плохо, - насупился Гаабс.
– Да, пока мои чувства закопаны глубоко под сердцем, я прячусь за свою обиду, спасаюсь ею. Но если в сердце поселится ревность... или, не дай Бог, страсть...
Барон Эшер замолчал, не желая произносить вслух своих мыслей.
– Без них не бывает истинных чувств, Джон...
– Я это знаю, - кивнул мужчина, коснувшись эфеса шпаги.
– И боюсь сам себя, как огня. Я и раньше догадывался, что она пришлась по вкусу Кеннеди, иначе бы он не гонялся за ней, как полоумный, по всему Лондону. Но отклика в ней не видел. А то, как она отзывается о Токкинсе - это выше моего понимания. Между ними есть какая-то связь, но её Ирен не может объяснить. Конечно, любая ревность с моей стороны - это глупое и необузданное, бесправное чувство. Я прекрасно отдаю себе в этом отчёт. Поэтому и хочу, чтобы любовь перегорела в сердце, не выходя наружу. А любой соперник только разожжёт её...
– Понимаю, - опустил голову Питер.
– Сам сегодня узнал, что на девушку моей мечты положил глаз мой хороший друг...
– Это грустно... Давай вместе думать, как не дать волю своим чувствам, Пит.
В этот миг за спиной у рыцарей раздался голос Джерома:
– И что вы тут застряли, сэры? Неужели двери настолько тесны, что вы не можете протиснуться в них вдвоём?
– Джей!
– воскликнул Райт, обернувшись.
– У тебя талант появляться в самый неподходящий момент. Откуда ты взялся тут?
– Откуда взялся я?
Сам знаешь ты ответ:
Отец и мать моя
Впустили меня в свет.
– Ну и Джером, - покачал головой Питер.
– В своём репертуаре.
– Что вы тут стоите?
– повторил вопрос красавец.
– Суд давно идёт.
– Ох, не хочу я туда, - признался Джон.
– Что же делать? Туши давай свой костёр страстей и пойдём уже, - похлопывая друга по плечу, ответил юный поэт.
– Ирен нужна наша поддержка. Она ищет тебя глазами.
К моменту, когда Райт, Гаабс и Остин Вендер заняли свои места, суд подошёл к самому интересному: допросу Джима.
– Подсудимый, назовите Ваше истинное имя, - обратился к Токкинсу судья.
– Я не могу произнести своего имени вслух.
Голос ровен, взгляд спокоен. Вельможи с удивлением отметили чистую английскую речь иностранца, а некоторые красотки стали активно обмахиваться веерами.
– В таком случае английский суд оставляет за собой право называть Вас исключительно по известной нам кличке: Капитан Токкинс.
– Я не возражаю против этого, - учтиво склонил голову Джим, и многие дамы на трибунах зашушукались.
– В таком случае, мистер Токкинс, Вы слышали обвинение. Суд интересует, по своей ли доброй воле Вы решились на заговор против Англии?
– Вы хотите знать цель моего планируемого преступления, Ваша Честь?
– уточнил Токкинс не дрогнувшим голосом, и зал замер.
– Но, быть может, Вы сначала расскажете, какую цель я преследовал, по мнению суда?
– Что это значит?
– завопил судья, глаза которого буквально полезли на лоб.
– Мне было бы интересно услышать ваш вариант, - нагло и совершенно спокойно отпарировал испанец.
– Вдруг окажется, что суд прав, и мне не придётся ничего рассказывать.
Трибуны расхохотались. Кеннеди повертел у виска. Стражи переглянулись, а Ирена покачала головой.
– Вопрос был задан Вам. Вы и отвечайте!
– зло крикнул судья.
– Хорошо, - поднялся на ноги испанец и обвёл взглядом зал.
– Но поскольку суд уже выяснил, что шпагу у бедра я ношу по праву рождения[1], а не по собственной прихоти, то прошу и слова мои воспринимать как истину, а не попытку обмануть общественность.
Зал притих.
– Могу поклясться на Библии, если придётся. Моё задуманное преступление - похищение наследной принцессы Англии - имело исключительно личный характер. Она была нужна мне не как принцесса Уэльская, а как женщина.
Трибуны взорвались. Король вскинул брови. Анжелина оцепенела и перестала обмахиваться веером. Райт почувствовал, как на миг остановилось сердце, и злобно прошептал: «Ну, Преподобный!.. И ты туда же!»
«Как женщину...
– задумчиво повторил Джером, потирая свой подбородок левой рукой.
– Это что-то новенькое».
– Что это значит?
– спросила Эвелина, вопросительно взглянув на сестру, но наследница лишь плечами пожала в ответ.
– Ты спятил? Что ты несёшь?
– воспользовавшись шумом в зале, обратился к приятелю Кеннеди.
– Спокойно, - ответил Джим, внимательно следя за реакцией стражей.
– Доверься мне.
– Простите, что?
– переспросил судья.
– Кажется, я не совсем верно выразился, если суд и зал поняли меня превратно, - поспешил ответить испанец.
– Конечно, я старался не для себя! Но задачей моей было преподнести наследницу английского трона кое-какому представителю европейской знати, имени и титула которого я не назову суду, чтобы не провоцировать скандал. Вы должны меня понять.
Зал снова взорвался эмоциями.
Прокурор уставился на Токкинса. Судья потерял дар речи.
– Что это значит?
– прогремел железный голос обвинителя, который решил взять бразды правления в свои руки.
– Как это - «преподнести»?
– Всё просто, - как ни в чём не бывало ответил Токкинс.
– Да, я заключил союз с заморским правителем, чтобы у нашей Элиссы Английской наконец-то появился муж. Хотя, Ваше Высочество!
– тут Джим поднял глаза на ложу Ирены и громко крикнул так, чтобы его слышали все в зале без исключения.
– Я, конечно, был бы не против не расставаться с Вами вовсе! Но, увы, не рождён принцем.