Вестники весны. Мифы двенадцати миров.
Шрифт:
– Эх, деточки, вот скоро помру я, и вам меньше мороки будет.
– Да вы не торопитесь помирать-то, вы ещё бодренькая. – Я попытался её утешить.
– На всё воля богов. Повезёт – доживу до второй весны, может, и на внука новорождённого гляну.
– Да конечно глянете. – Я покосился на Девочку в поисках поддержки, но она отвела глаза.
– Бегите, давайте. Что вам со мной старой сидеть-то?
В душном вечернем свете искрящихся свечей я ломал глаза, перебирая зёрна, когда в голове раздался приветственный
– Соединение восстановлено. Поиск сети.
Я моргнул, настраивая фокусировку. Изображение начало приближаться и отдаляться по моему мысленному приказу. Хвала Святому Господу! Наконец-то!
Амультара тускло замерцала около солнечного сплетения и объявила:
– Сеть не обнаружена. Отправить сигнал бедствия?
Конечно же!
Я подождал.
Нет ответа.
Что же делать? Сигнал получен или нет? А должен прийти ответ? Сеть-то недоступна. Может, амультара теперь передаёт на Святую Землю точку моего местоположения?
Отправить, отправить и ещё раз. Ау! Кто-нибудь меня слышит?
Наверное, чем больше сигналов отправлю, тем больше шансов, что меня заметят?
Спасите меня, пожалуйста!
Я не мог уснуть. Каждый час повторял сигнал бедствия.
Всю ночь бессмысленно перебирал свои файлы, пытаясь найти что-нибудь для установки связи. На амультару скачана всякая чушь: музыка, приложения, дополнения для подводного дыхания, система безопасности, ещё какая-то ерунда – всё мимо. Ничего действительно полезного.
Вокруг такая тишина, будто воздух выкачали, и обитатели норы прекратили дышать во сне.
В тревожном ожидании прошло несколько мучительных бессонных ночей. Спасатели всё не являлись. Я повторял и повторял просьбу о помощи, но с каждым днём надежда на ответ становилась меньше.
Я устал. Жизнь слилась в один скучный однообразный день. Зерно – отправить сигнал SOS – обед – краткий сон – снова сигнал – зерно.
С каждым днём я всё реже отправлял запрос о помощи и, в конце концов, перестал ждать ответ.
Всё бесполезно.
Однажды вечером, после возвращения от бабули, я полез за печку и обнаружил очередную неприятность – в моём углу кто-то сидел. Я почти не удивился. Уже два дня как мне всё стало безразлично. Даже еда потеряла вкус.
Неизвестный был мелким. Нехотя я обернулся к женщинам у стола, пересчитал их. Все на месте, значит, в углу кто-то новый.
– Это ещё кто?
Мамаша и сёстры переглянулись. Девочка-2 что-то спросила у них. Я ждал её ответа.
– Это Лилёк, зимнее дитя. Поживёт у нас до весны.
– Со мной?
– Да. Она ничья. Как ты – найдёныш, – Девочка переводила ответы мамаши.
Я уже не думал, что моё апатичное настроение можно чем-то испортить. Но им удалось. В моём единственном укромном месте будет жить какой-то Лилёк!
В этом доме что, мало детей? Почему именно ко мне его подселили? Я рухнул на одеяло. Посмотрел в угол. Лилёк оказалась маленькой девочкой. Склонив голову, она теребила в руках соломенную игрушку. Распущенные светлые волосы нечёсаной паклей свисали на её лицо. Может быть, она тоже с дирижабля? Я подполз поближе. Ребёнку, наверное, года три-четыре. Глаза круглые, лицо бледненькое. Не похожа на местную. У меня в сердце затрепетали лёгкие крылышки любопытства:
– Эй, ты откуда тут взялась?
Ответа не было. Лилёк переводила взгляд с меня на куклу и куда-то в пространство. В глазах её клубилась пустота. Она неторопливо крутила игрушку и покачивала головой.
Я пощёлкал пальцами перед её лицом. Ноль реакции.
Не припомню, чтобы Лилёк была на дирижабле. Но откуда ей ещё здесь взяться?
Видимо, с головой у девчонки что-то. Может, при падении ударилась и повредилась умом? Где же она пряталась три недели после крушения? Как выжила в такой мороз?
Вопросов возникло много, но, как выяснилось, единственной из семьи, кто говорил на ярском – языке, который я понимал из-за его схожести с языком Святой Земли, – была Девочка-2. А как что-либо узнать у этой дикарки, я не представлял, потому что одно выражение её лица отпугивало своим кретинизмом.
Появление Лилёк, на миг пошатнувшее моё умственное оцепенение, стало очередной обыденной неприятностью. Девочка не разговаривала и оказалась полной дурочкой. Дикари тоже поняли это и не обращали на неё внимания. Оставляли похлёбку и не следили, съела она её или нет, не проверяли, чем малышка занимается, не мыли и не трогали её. Не укладывали спать и не пытались ухаживать.
Если и было в посёлке более одинокое существо, чем я, то им оказалась Лилёк. Её считали убогой, блаженной и никому не нужной.
Придурочная раздражала меня и была дополнительной бестолковой обузой. Если я не давал ей тарелку прямо в руки, она могла весь день оставаться голодной. Кроме того, Лилёк была постоянно простужена, и если я не вытирал девчонке сопли, то они стекали ей прямо в рот. За это я даровал Лилёк обидную кличку – Соплежуйка, смысла которой, она, впрочем, не понимала.
Вечерами малявка любила сидеть у меня под боком и ковыряться со своей соломенной куклой, однако, как и всем местным, спать у печки ей не нравилось, и к ночи она уползала к входу в нору.
Глава 4.
Дэйкири. Деревня Меркитасиха.
Мать Эленхета совсем помешалась перед появлением ребёнка. Дура-соседка сказала ей, что малыш может заболеть, если в доме будет недостаточно чисто. Поэтому целое утро сёстры потратили на мытьё стен и потолков во всей норе.
Самый бесполезный раб и Соплежуйка не участвовали в этом бездарном занятии и расчищали снег на улице. Это, на взгляд Дэйкири, тоже бестолковое дело, но хотя бы приятное.