Вейн
Шрифт:
Отец ослабил ремень портупеи, расстегнул пуговицу у ворота.
– Давно надумал?
Егор кивнул.
– Почему раньше молчал?
– Ты бы все равно не пустил, пока другие не попробуют.
Отец невесело усмехнулся и сжал пальцами переносицу. Глаза у него были красные с недосыпа.
– А сейчас, значит, пущу?
– Да. И не говори, что я ребенок. Я подготовлен лучше, чем половина твоих призывников. Они всего на три года старше меня.
– Егорка…
– Да, я твой сын! Вот именно! Это нечестно,
Отец вдруг выругался на незнакомом языке. Егор удивленно моргнул.
– Карту дай.
Развернулся огромный лист.
– И что, не страшно? – спросил подполковник.
Егор шевельнул плечом.
– Страшно, конечно. Зато осторожнее буду.
Дрогнула крепость, принимая еще одну мину.
– С тобой пойдет сержант Дорош, – сказал отец, смахивая с карты мусор. – Завтра, в четыре утра. Смотри сюда…
– Я был уверен, что отец отпустит.
Егор замолчал.
Пока он рассказывал, лошадь свернула к обочине. Еле тащилась, пытаясь дотянуться до травы. Колеса сминали густо растущий осот, тугие листья щелкали по спицам. Спохватившись, Юрка тряхнул вожжами.
– А потом что?
Егор поскреб ямку на подбородке.
– Потом… Как видишь, тут сижу. А они там воюют.
– Так ты пошел к рации?
– Да.
Рассвет – красная нитка на горизонте. Тускло горят звезды. Белым светом заливают подступы к Старой крепости прожектора. Вспыхнула и погасла в небе ракета.
– Попрыгали, – скомандовал Дорош и сам несколько раз подскочил на месте.
Ничего не зазвенело и не брякнуло, но Егор все-таки перестегнул туже ремень, который оттягивали пара гранат, пистолет в кобуре и чехол с ножом. Повел плечами – рюкзак сидел удобно, автомат не мешал.
Отец отбросил так и не зажженную сигарету.
По узкой лестнице, в затылок друг другу, спустились на подземный ярус. Влажную темноту разрезали лучи фонариков. Желтые круги плыли по стенам, ворсистым из-за белесого мха. Ноги скользили по мокрой глине. Прошли два караула: пароль – отзыв. Последний, третий, стоял у самого лаза. Солдат шагнул в нишу, пропуская.
– Удачи! – не по-уставному сказал подполковник.
Дорош, опустившись на четвереньки, пополз в дыру. Мелькнул и пропал огонек – фонарик сержант держал в зубах.
Отец взял Егора за плечи, притиснул к себе, как тогда, в лагере, после бомбежки. Железная бирка вдавилась в кожу, но Егор не шелохнулся.
– Иди.
Отец разжал руки.
Из черной дыры тянуло застоявшимся воздухом, пахло сырой землей. Егор зажег фонарик и нырнул в полузасыпанный ход. Обрушившиеся балки застряли под углом, и приходилось то протискиваться под ними, то переваливаться сверху, задевая рюкзаком низкий свод. Сыпалось на спину, капало. А вот и крутой поворот. Егор извивался, с трудом пропихивая автомат. Подивился: как же пролез Дорош?
Сержант ждал у выхода. Выбросив руку назад, он закрыл ладонью фонарик. Егор торопливо щелкнул кнопкой.
– Ползком, – шепнул Дорош и скатился на дно оврага. Еле заметно качнулись ветки тальника.
Егор скользнул следом.
Дважды пришлось выжидать, когда пройдут патрули. Лучи от фонарей лениво шарили по листве. Егор прикусывал грязные пальцы, стараясь дышать как можно тише. Сержант прикрывал глаза и становился недвижим, точно пень. Лучи скользили дальше, Дорош отмирал, и они снова ползли по дну оврага.
Уткнувшись в заросли молодого тальника, сержант жестом показал: «Наверх!» Но Егор мотнул головой и подался вправо. Там пахло мокрым железом, шумел ручей. Стоило отодвинуть ветки – показалась труба. Егор стянул рюкзак и пополз под нее, толкая ношу перед собой. Жидкая грязь потекла за пазуху.
Эту дорогу открыл Родька. Тогда тоже носились над головой патрульные, и Венька орал за деревьями: «Падай, ты убит!» Перемазались, как поросята, и влетело от мамы за порванную футболку, зато победили.
Рюкзак уперся в стену. Егор повернулся, втискиваясь между кирпичной кладкой и трубой. Бедный Дорош, ему придется труднее. Задел плечом первый сварочный шов, второй… вот и четвертый. Егор толкнул рюкзак, и тот мягко провалился. Тут был технический лаз – колодец глубиной пару метров. Сверху, сквозь забитую листвой решетку, сочился свет. К нему вели скобы, вбитые в стену.
Егор сдвинулся, давая место сержанту. Дорош выбрался, отдуваясь и отплевываясь. Сказал шепотом:
– Ну, пацаны! А если б вас завалило? Мой подрастет – драть за такие игры буду. Чего хоть делали? Клад искали?
– Нет. Крепость брали, там «синие» засели.
Почистились, как могли. На этот раз футболку спасла камуфляжная куртка. Дорош, заметив бирку на цепочке, спросил:
– Талисман?
– Да нет, просто отцовская. Говорит, выпускники раньше сами делали. Традиция была. Она давно просто так лежала, ну, я и выпросил.
Егор повернул, показывая выбитые тоненьким гвоздиком буквы: «О. В. В. К. У. Натадинель В.».
Дорош уважительно покивал:
– Ольшевское командное. А батя твой мужик крепкий. Не знаю, пустил бы я своего.
Егор спрятал бирку и поднял рюкзак.
– Я первым, там замок.
Взобравшись к решетке, вытащил спрятанный между кирпичами кусок проволоки, изогнутый на конце. Поковырялся в скважине, и дужки разошлись.
– Ну, пацаны! – сказал снизу Дорош.
Солнце уже поднялось, но прожектора еще не погасили. Освещенная крепость отсюда казалась макетом. Ветер принес отголоски чужой речи.
– Сваливаем, – сказал сержант, оглядываясь.
– Вон там можно спуститься к протоке. Есть брод, правда, илистый. А потом держать направление на Лазоревскую горку.