Вейн
Шрифт:
Шли весь день, только раз устроили привал – сполоснулись в маленькой заводи, укрытой со всех сторон камышами. Вода в ней отдавала тухлым. Комары, ошалевшие от привалившей удачи, втыкали жало с лету, не примериваясь.
Вместо обеда погрызли на ходу сухари.
Верхнелучевск сначала лежал по правую руку, потом остался за спиной. Двигались осторожно, держась под деревьями. Несколько раз пролетали самолеты. Слышался со стороны проселка мотоциклетный треск.
Стемнело, когда Егор вывел к заброшенной пасеке. Увидев знакомую тропку, вздохнул с облегчением.
Вскоре под ногами захлюпало, трава поменяла цвет. Когда-то тут были хорошие луга, но постепенно заболотились, и свертка от проселочной дороги заросла. Узкую гать знали только местные, а Егору ее показать предложила Талка, пообещав костянику, какую он в жизни не пробовал. Они тогда вышли засветло, встретились на перекрестке с интернатскими и вломились в лес напрямую. У Родьки была самодельная, перерисованная со штабной, карта; Стас хвастался компасом, который прислал с оказией отец. Девчонки пытались уговорить доехать до Степного стана на автобусе, но Родька отрезал, мол, изнеженные барышни могут ждать карету, а мужчины проложат новый, короткий путь. Егор улыбнулся, вспомнив, как долго они плутали.
Пройдя мимо сгнивших ульев, вышли на сухую поляну в окружении берез. Дальше, по склонам, чернели сосны.
– Родник, – показал Егор. – А там переночевать можно.
Под двумя сросшимися деревьями стоял шалаш, остов которого собрал еще пасечник. По весне шалаш кто-то перекрыл сосновыми лапами. Рядом темнело выжженное пятно, обложенное черными от сажи камнями.
Егор сбросил рюкзак и с наслаждением повел плечами. От усталости тело гудело, точно провода под высоким напряжением.
Сержант, обходя поляну краем, заметил:
– А тут кто-то был недавно.
Присел возле березы и копнул.
– Смотри.
Тряпки, запачканные кровью – лоскут от гимнастерки, бинт из санитарного пакета, обрывок трикотажной майки.
Дорош зарыл все обратно и прикрыл дерном. Сказал:
– Поосторожней надо. Не ровен час, свои же подстрелят.
Огонь разводить не стали, поужинали холодной кашей с тушенкой из консервных банок. Жир застыл противными комками, у перловки чувствовался железистый привкус. Но Егор моментально слопал свою порцию и не отказался бы от второй.
– Дальше пойдем по карте, – сказал он, облизывая ложку, прежде чем убрать ее в рюкзак. – Я в тех местах не был.
Ночь разбили на две вахты, и в первую Дорош отправил мальчишку.
Сначала Егор бродил, опасаясь садиться – так сильно клонило в сон. Потом, переборов себя, устроился в развилке березы. Автомат положил на колени, и от его тяжести стало спокойнее.
Посапывал сержант. Ухнул филин, вылетевший на охоту. Послышалось гудение. Егор поднял голову. В просвете между верхушками сосен нарисовался силуэт самолета. Разведчик. Егор напрягся, вглядываясь. Вот сейчас полоснут лучи, поймают, возьмут в клещи. Вот сейчас… Небо оставалось темным. Лучевск захвачен, нет смысла себя обманывать. Может, мама успела уехать? Или она попыталась вернуться? Но тогда… Стоп! Нельзя об этом думать. Не сейчас.
Егор перевел дыхание. Прикрывшись курткой, посветил фонариком на циферблат. До конца вахты два часа пятьдесят минут.
Глава 15
За маленьким оконцем, прорубленным в бревенчатой стене, клубился то ли туман, то ли морось. Еловая лапа закрывала мутное стекло, не пропуская свет. Печь за ночь остыла, и в комнате было сыро, пахло мокрым деревом и дымом. Горели искусанные комарами руки, щиколотки, лицо. Хоть скребись во всех местах разом, порыкивая и шипя от боли и удовольствия. Егор натянул одеяло повыше и лизнул вспухшие волдыри.
Стукнула дверь, впустив прохладный воздух. Придерживая охапку дров, втиснулся Евсей. Так вот кто стучал, а Егор думал – дятел. Подобрав рясу, монах устроился перед печью, убрал заслонку и укоризненно цокнул языком. Теперь ясно, почему пахнет дымом – растопка не хочет гореть. Евсей достал с приступки нож и начал откалывать от полешка тонкие лучинки.
– Давайте лучше я, – сказал Егор, откидывая одеяло.
Он торопливо оделся, поежился – волглая футболка неприятно липла к телу. Накинул камуфляжку и сменил монаха у печи. Сырая древесина с трудом расходилась под лезвием.
Наставник постоял над ним, виновато шмыгая носом. Сказал:
– Ну, тогда я за водой.
– Схожу я, вам лежать надо. Вон, до сих шатает.
Евсей качнул головой:
– Не следует потакать телесной слабости.
Подхватил деревянное ведро, окованное железными полосами, и ушел. Шагов в густом влажном воздухе Егор не услышал.
Горка щепочек постепенно росла.
Послышался громкий зевок, потом Юркин голос:
– Черт, показалось, в Ленькином сарае дрыхну. Сейчас войдет и гаркнет: «Подъем, тунеядцы! Плачу только за работу».
– Думаешь, тут завтрак в постель подадут? – спросил Егор, не оборачиваясь.
– Было бы неплохо, – сосед снова зевнул. – Блин, как стадо комаров пас. Весь искусанный.
Нож завяз, и Егор сердито буркнул:
– Не помнишь, из-за кого мы сюда попали?
– Из-за Дана, – огрызнулся Юрка. – Бр-р-р, холодина! – пожаловался он, но все-таки поднялся. Чертыхаясь, полез под лавку. – Вот скажи, почему все время пропадает второй носок?
Егор сложил шалашик из щепок, поискал спички.
– Ты сегодня бегать будешь? – спросил Юрка, натягивая джинсы.
Серая коробка нашлась на печном выступе.
– Да.
– Комары, – лаконично напомнил Юрка. – Сожрут.
– Что-нибудь оставят.
Огонек нехотя пробовал дерево, раздумывая, обосноваться в печи или нет.
– Я с тобой.
От удивления Егор выронил спичку. К счастью, щепа уже занялась.
– А как же комары?
Сосед со зверским выражением лица поскреб щиколотку.
– Будем приспосабливаться. Отрастим шкуру, как у носорога, перейдем на подножный корм.