Виктор Вавич (Книга 2)

Житков Борис Степанович

Виктор тихонько шаг за шагом шел вдоль коридора с фуражкой в руке. Виктор завернул уж за угол и вдруг услыхал рев, будто рев не помещался в горле и рвал его в кровавые клочья, и Виктора толкнуло в спину. Он быстро пошел прямо, прямо, и вот белая дверь с воздушным блоком, и все будто тянется еще звук и через дверь, и Виктор глубоко дышал - подходил к дежурной. Какая-то дама сидела на клеенчатом диване, плачет, что ли, и толкутся у барьера какие-то, и лысенький городовой с медалью на мундире, а сверху большие, в широком золоте, над всеми - государь в красном гусарском, со шнурками, милостиво улыбается, и в белом, как невеста, государыня. И

ждут все так прилично. Один только ключиком по барьеру позволяет себе - все оглядывают Виктора, и Виктор скорей, все дальше, дальше, за народ, за барьер - и вон кучка - дежурный там и еще один здешний и еще в пальто, в чиновничьей фуражке. Оглянулся на Виктора, - да-да, из канцелярии губернатора, - и опять что-то шепчут. Не соваться же? А чиновник стукал пальцем по какой-то бумажке. И вдруг дежурный поймал глазами Викторов взгляд и пригласительно мотнул головой. Виктор шаркнул, чиновник мотнул головой и все пальцем по бумажке:

– ...факт, факт! И до завтра ни гу-гу, - он оглянулся на публику за барьером.
– Вот посмотрим, посмотрим, - он улыбался, щурился. И все держал палец на бумажке. На нее кивал Виктору дежурный, и Виктор не мог прочесть из-за пальца... "в форменном платье на улицах... и не выставлять наружных постов до... участковым... ко мне для распоряжений..."

– Прочел?
– громко спросил дежурный.

– Пожалуйста!
– чиновник обернулся, подал бумажку Вавичу.

На бумажке в разрядку было напечатано на машинке:

"Завтра, 18 октября, с утра в форменном платье не появляться и не выставлять наружных постов до моего распоряжения. Нижних чинов полиции держать в помещении участков. Всем участковым приставам явиться ко мне сегодня к 11 ч. ночи для распоряжений. Всех арестованных и задержанных при полицейских участках освободить в три часа ночи". И подписано полицмейстером.

Вавич еще раз прочел, каждое слово прочел, потом прошептал вслух еще раз:

– И... блатных?

– Тс!
– чиновник приставил палец к носу.
– Не поняли?
– и вдруг резво наклонился к уху, загородил ручкой: - Швобода!
– подмигнул всем и засеменил к выходу.

Дежурный подбежал к барьеру.

– Простите, господа! Да я ж вам объяснял: ночные пропуска ни врачам, ни кому другому - не мы, не мы! Выдается комендантом города... Успокоится брожение - пожалуйста...

Виктор остался с незнакомым надзирателем - солдатское лицо и в оспе весь, и глазки, как два таракана, шмыгали в щелках глаз.

– Что это?
– Виктор осторожно приподнял бумажку. Надзиратель дернул плечом, стоял боком, глядел в пол.

– Ну да, не знаете будто. Вы-то.

– А что он тут говорил?
– Виктор кивнул на двери, куда вышел чиновник.

Надзиратель скосил глазки на Виктора.

– А говорил: молчать надо, - ровным голосом, глухим, сказал в пол надзиратель и опять глянул на Виктора. Виктор пошел в дежурную.

– Кого, кого?
– пригнул ухо дежурный.
– Нет, помощник пристава уехал, опоздали... Завтра? Какое там завтра?
– Оттопырил нижнюю губу, поднял брови.
– Виноват!
– обратился он к публике.

Виктор вышел за барьер.

– А то пройдите направо, - кричал вдогонку дежурный и отмахивал вправо рукой, где была низкая дверь, - там, может, спросите.

Виктор открыл дверь. Маленькая комнатушка без мебели, с затоптанным полом и дверь напротив с пружинным блоком. Отдернулась с визгом, и Виктор очутился на каменной лестнице с железными жидкими перилами и сразу услыхал снизу ругань и знакомое пыхтение. Виктор глянул через перила - два городовых пихали вверх человека.

– Руки! Руки! Чего руки крутите, сволочи! Я ж иду, сам же иду, дьяволы-ы!
– кричал человек.

Он рвался и мотал, отбивался головой без шапки. Городовые крутили руки и молча пихали вперед. Один взглянул наверх, увидал Вавича - красный, запыхавшийся, со злобой, с укоризной глянул. И Вавич вдруг сбежал вниз и что было силы вцепился в волоса, в лохмы в самые, ух, накрутил и потянул вверх, как мешок, и все сильней до скрипу сдавливал зубы и вертел в пальцах волосы. Вавич спиной открыл дверь, куда кивали городовые. Каменный коридор и лампочки сверху. Виктор пустил волосы. Человек все еще охал одной сумасшедшей нотой, и в ответ гомон, гам поднялся во всем коридоре, воем завертелся весь коридор, и вот бить стали в двери, и тычут лица у решеток глазков. По коридору бежал городовой, махал ключами, не слышно было, что кричал. Он протолкался мимо Виктора, побежал к выходу. Виктор бросился за ним, но он уж топал вниз по лестнице. Он быстро шел через двор, махал пожарному, что стоял у открытых ворот сарая.

– Давай, давай!
– кричал городовой.
– Опять!

Виктор видел, как быстро стали раскатывать шланг, туда к лестнице, тащут на лестницу. Виктор, запыхавшись, глядел, его оттеснили пожарные, толкнули в бок - Виктор огляделся, нашел ворота. Городовой с винтовкой стоял у калитки, он отодвинул засов, выпустил Виктора.

Виктор видал, как на пролетке подкатил толстый помощник пристава, как на ходу соскочил у участка и бегом перебежал панель - шинель нараспашку.

Виктор шагал во весь дух. Не знал еще куда.

Звонок

– ДА, ДА, ДА! Был, - говорил Андрей Степанович.
– Был и в тюрьме, был и у полицмейстера.
– Андрей Степанович повернулся в углу и опять зашагал.

Анна Григорьевна сидела в кресле, глядела, подняв брови, в темные двери. Она раскачивалась, будто ныли зубы.

– И в двух участках был, - и Тиктин повернулся в другом углу. Санька сидел на диване, локти на коленях, глядел в пол.

– Так надо же...
– хрипло вышло у Анны Григорьевны. Санька вскинулся глазами - опять заплачет?

– Надо!
– отрезал Тиктин.
– Никто и не спорит.

– Семен Петрович, - голос Анны Григорьевны стал тусклый, еле царапал воздух, - пошел, обещал. Я ведь понимаю, не под своим именем.

– Говорили уже двадцать раз, - и Санька ткнул в пепельницу потухшую папироску, встал.
– Половина восьмого, черт его дери. Утра половина восьмого!

– Нет, я говорю, - вдруг живей заспешила Анна Григорьевна, - только у товарищей ее можно узнать, и я вспомнила один адрес, только при обыске, попался мне там - Кладбищенская и номер, и Семен Петрович пошел, и вот ничего, ничего, значит, не вышло.

– Какой Семен Петрович?
– Санька топнул ногой.
– Башкин? Мерзавец... Да как же ты смела?
– Санька зло перевернулся на месте.
– А черт этакий, идиотство это же...

– Ну а что же делать?
– Анна Григорьевна вскочила с кресла, она сцепила руки, трясла их у подбородка.
– Что делать?
– она подступала к Саньке.

– Башкиным адреса говорить?
– орал Санька, и губы заплетались от ярости.
– Да? А ну вас к черту!
– Санька вышел и ударил за собой дверью. Загудел рояль.