Виктор Вавич (Книга 2)
Шрифт:
– Вы уходите?
– слышал Башкин голос Анны Григорьевны в коридоре. Санька уж полетел, так ничего и...
– Башкин не слышал, как говорили в прихожей. Он схватил бутылку, вылил остатки вина в стакан и опрокинул в рот. Он услышал спешные шаги Анны Григорьевны, обтер рукавом губы.
– Слушайте, вы, может быть, съели бы чего-нибудь, мы ведь пообедали только что. Послушайте! С ней уж ничего теперь не случится? Ведь свобода, не будут же хватать на улице, надеюсь.
– Анна Григорьевна передернула плечами.
Башкин стоял, тряс головой.
– Нет! нет! Не может быть!
Вдруг Башкин шагнул к двери, приоткрыл, заглянул в коридор и плотно прижал, повернул ручку.
– Анна Григорьевна!
– и голос у Башкина забился тревожной нотой. Ради Бога, вы даете мне самое честное слово, что никто не узнает, что я вам скажу?
Анна Григорьевна села, она вскинула испуганный взгляд на Башкина.
– Нет, нет... зачем? Никому. Никому, если хотите.
– Анна Григорьевна взглядывала на Башкина и поправляла на руке кольца.
– Нет, если вам угодно...
– Анна Григорьевна! Милая!
– Башкин с размаху сел на стул через угол стола.
– Анна Григорьевна!
– Башкин остановил пальцы Анны Григорьевны, прикрыл рукой.
– Вы думаете, мерзее меня нет человека?
– Что вы?
– Нет, - громко сказал Башкин, - к черту! Прямо вам скажу - я, как мерзавец последний, делал пакости. Я, может быть, - крикнул Башкин и встал, - человека убил!
Анна Григорьевна смотрела на него, не отрывая круглых глаз, она сразу покраснела.
– Десять! Двенадцать человек!
– закричал Башкин. Он весь напрягся лицом, и дрожала губа. И вдруг весь опал на стул, схватил руку Анны Григорьевны, через стол рванул к себе, прижался глазами со всей силы. Анна Григорьевна уж занесла другую руку, чтоб погладить волосы, но Башкин вдруг дернулся, вскочил.
– И еще одного убью, - крикнул, - сегодня, может быть! Сейчас убью! Вот честный... честный крест!
– Башкин с силой перекрестился.
– У-бью!
– и он опрометью бросился из комнаты, схватил свое пальто, шапку и выбежал с ними вон.
Башкин стремглав сбежал с лестницы, внизу наспех напялил шапку, взметнул пальто, совал руки, рвал подкладку. Он дернул что есть силы двери, бросился на улицу. И как хлопнула тяжелая дверь! Башкин решительными шагами зашагал по тротуару вправо. Ему казалось, что испуганное лицо Анны Григорьевны смотрит вслед. На углу, на панели, Башкин в сумерках увидел кучку народа, в середине высокий студент, ага! и вот белый номер на фуражке. Люди стояли без пальто, без шапок. Видно, из ближних дворов. Вполголоса урчал говор. Башкин услышал:
– Что вы говорите, господин студент, когда же сейчас человек оттуда пришел, сам же видел: разбивают.
– Я ж вам говорю - разбивают, - вдруг громко вскрикнул женский голос. Голос дернул Башкина, он встал в трех шагах и слышал, как все сразу заговорили громко, и беспокойная испуганная нота забилась над кучкой людей, громче, выше.
– Тсс! Тсс!
– и студент махал рукой. Башкин подошел.
– Вот распоряжение от комитета.
– Студент поднес к глазам бумажку и, видно, читал на память - уж ничего нельзя было разобрать: - "Комитет безопасности при городской Думе взял на свою ответственность охрану порядка в городе и просит население помочь ему строгим соблюдением правил: первое, не выходить из домов с наступлением темноты во избежание эксцессов со стороны преступного элемента..." - Так, пожалуйста, господа, по домам. Комитету, уверяю вас, - студент наклонился, прижимал листок к груди, - комитету известно гораздо больше, чем этому человеку, и комитет принимает меры...
Люди медленно отходили от студента.
Только один человек - он придерживал у груди пиджак - подошел вплотную.
– Что значит меры, - он глядел вверх в лицо студенту, - когда же там разбивают, убивают, я знаю? А если там тоже студент с бумажкой, так что?
– Есть студенческая дружина, есть отряд целый, понимаете?
– и студент повернулся и шагнул к Башкину.
– Слушайте, слушайте, - зашептал ему на ухо Башкин, - где это, где?
– На Слободке!
– громким шепотом сказал человек в пиджаке.
– На Слободке бьют еврейские лавки, - и он тряс пальцем в улицу направо. Башкин круто повернулся и быстро пошел направо, туда, в темноту, к Слободке. Он прошел размашистым спешным шагом уж кварталов пять по городу. Вон видно, стоит на перекрестке студент, и Башкин тем же ходом направил шаг к студенту.
– Вы знаете, что происходит?
– не доходя еще, начал Башкин, и в голосе твердый упрек, возмущение.
– На Слободке бьют лавки! Еврейские лавки!
– Правда?
– и студент сунулся к Башкину.
– Там, там, - сердито махал Башкин пальцем в сторону Слободки. Студент глядел, куда тыкал Башкин.
– Ох!
– и студент чуть присел. Башкин глянул - и легкое зарево низко перемывало по небу.
Оба с минуту глядели, как дышало зарево.
– Так что ж? Идем, или вы будете стоять, когда там...
– Да я тут обязан...
– перебил студент.
– А ну вас!
– Башкин шагнул прочь.
– Ко всем чертям!
– сказал он, шагая.
– К сволочам!
Башкин свернул за угол. И вдруг тонкий рожок кареты "скорой помощи" и холодок дунул под ложечкой - спешной дробью простукали лошади, и вон фонари кареты пересекли улицу. И опять рожок, и бедственный звук прижал под грудью. Башкин шагал слабее.
Сдачи
– ДА НИЧЕГО там не того... не разберешь.
– Виктор стоял боком в дверях столовой, без сюртука, в подтяжках. Он глядел и досадливо морщился на стенные часы и переставлял карманные.
– А черт! Вот замотался, часы теперь стали - дьявол их... Да вчера ж тебе говорил - вот как к свиньям все за... за... черт его знает, - и Виктор завертел в воздухе кулаком с часами и зло, без терпения, глядел на Груню.
– Не знаю, одним словом, - и Виктор вышел, и Груня слышала: возился, бросал что-то и с силой пинком толкнул стул.
Крики с улицы, и не визгливые, а густо поют будто. Груня вскочила, накинула шаль, побежала. Фроська туда же.
– Тебя куда несет!
– крикнул Виктор в спину, как поленом стукнул.
Фроська на месте свернулась, платком полморды закрыла и перевивается вся.
– Марш в кухню!
– крикнул Виктор и пошел по коридору.
– Тебе чего, дуре, надо? Тебе чего понадобилось? Фроська дернула плечом.
– Подрыгай мне! Подрыта какая, скажите. Ее там не хватало. Фроська повернулась к окну.
– Сапоги!..
– крикнул Виктор.
– С вечера! С вечера, дура, валяются!
Фроська шагнула, подняла с полу Викторов ботфорт.
– То-то!
– Виктор пошел к себе, но в это время дверь распахнулась, и Груня торопливо вбежала, красная, и лицо все в радости и головой кивает, будто с веселым сюрпризом.
– Витечка! Народу! Поют, ходят, как на Пасху прямо. Ой, один смешной, понимаешь!
И Фроська из кухни высунулась, сапог на руке надет. Виктор стоял вполоборота.
– Мерзавцы! Орут, мерзавцы!
– крикнул Виктор. Груня брови подняла. Жидам царя продали!
– крикнул во всю глотку Виктор, ушел к себе, хлопнул дверью, хоть не очень.