Вино фей
Шрифт:
– В-третьих, - продолжал пастор, - неизбежным результатом ношения дорогих одеяний является зарождение злобы и бурных страстей. Вот почему Павел противопоставляет "внешние украшения" "красоте молчаливого и кроткого духа". Только когда вы отказались от любви к одежде, Божий мир будет властвовать в вашем сердце. В-четвертых, ношение ярких одеяний вызывает предрасположенность к зарождению пылкой похоти. Она распространяется как на обладателя одеяния, так и на тех, кто взирает на него. Разве элегантные одеяния не предназначены ли именно для этого? Вы разжигаете пламя, которое пожирает как любующихся вами, так и вас. И остаётся только надеяться, что это не будет причиной, по которой вы и они попадут в ад. В-пятых, ношение дорогих убранств прямо противоположно облачению в добрые дела. Ведь чем больше человек тратит на внешнее убранство, тем меньше у него остаётся, чтобы одеть нищих, накормить голодных, дать кров бездомным, помочь тем, кто болен, утешить тех, кто пребывает в долине слез. Поэтому каждый шиллинг, который вы тратите на ненужную одежду, украден у Бога и у нищих! Скольких возможностей сделать добро вы себя лишаете! С какой целью вы приобретаете эти дорогие украшения? Чтобы угодить Богу? Нет, чтобы угодить вашей собственной прихоти и похоти!
Некоторые особы преклонных лет оживлённо кивали в знак согласия, но большинство юных особ слушало священника вполуха или не слушали вовсе. Черити спросила себя, накажет ли её Бог за трату тридцати фунтов, подаренных мисс Флинн, на ткани и бальные украшения? Она не хотела возбуждать ни пылкую похоть, ни злобу и бурные страсти. Быть не хуже других и скрыть бедность, только и всего. Или это тоже тщеславие?
Она решила после выяснить это у отца Энджела.
Меж тем она заметила, что миссис Стэнбридж в суете выхода из храма представила леди Ренделл и её племяннику свою дочь Шарлотт, которая тут же получила приглашение в замок. До этого мисс Стэнбридж была укутана голубой шалью, но сейчас шаль исчезла, обнажив роскошное платье, плечи девицы и тяжеловатую грудь. Черити спросила себя, видел ли платье своей дочери пастор? Но язвительность была ей несвойственна, и она вскоре забыла этот мимолётный эпизод.
После службы было объявлено, что праздник в Фортесонхилле будет иметь две части - театральное представление и вечерний бал. Это было совсем уж в новинку: пригласить актёров могли позволить себя только первые лица в городе.
Черити совсем не разделяла всеобщего волнения, ей было безразлично будущее празднество, хоть очень хотелось посмотреть спектакль. Она только один раз в жизни была в Малом театре в Лондоне, где давали Шекспира, а сейчас было сказано, что в Фортесонхилл прибудет лондонская труппа. Интересно, какой спектакль они дадут? Размышляя об этом, она направилась домой, несмотря на то, что Вирджиния, леди Дороти и сэр Тимоти и кузены ещё оставались у храма.
Глава 14. Письмо из Бата.
От боли сердце замереть готово,
И разум -- на пороге забытья,
Как будто пью настой болиголова,
Как будто в Лету погружаюсь я...
Джон Китс, "Ода соловью"
...Горшок, за которым наблюдаешь, никогда не закипает. Столь долго ожидаемое Черити письмо от мисс Стивенс наконец пришло. Вернувшись к себе, она присела было возле окна с томиком Шекспира, и тут-то Лиззи сообщила, что её дожидается послание из Бата.
Черити затрепетала, увидев нервный наклонный почерк и штамп Бата на конверте. Семейство ещё не вернулось из церкви, и Черити поспешно распечатала письмо.
"Дорогая Черити, я обещала быть аккуратной корреспонденткой, и мне очень неловко, что вам пришлось так долго ждать моего письма. Но ваше сообщение о приезде в Солсбери милорда Клэверинга с сестрой так сильно поразило меня, что несколько дней я просто не могла прийти в себя, видя в этом событии некий злой рок.
Я понимаю, что вы ждёте от меня достоверных и непредвзятых сведений об этом человеке, чтобы понять, чего же следует опасаться. Наверное, мой долг рассказать обо всем, но сейчас, начав обдумывать свой ответ вам, я вдруг поняла, как на самом деле неполны и отрывочны мои сведения. Однако я откровенно изложу все, что знаю, особо рассчитывая на вашу скромность, ибо мне придётся раскрыть перед вами наши семейные обстоятельства. Думаю, мне не стоит напоминать вам, что все сказанное - не подлежит разглашению.
Речь идёт о событиях прошлого сентября, когда мы с моей сестрой проводили летний сезон в Брайтоне. Туда, кстати, приехал и ваш кузен, полковник Селентайн Флинн, весьма любезный джентльмен. Мы снимали несколько комнат в гостинице Берча, одной из самых фешенебельных. По соседству с нами поселились и Клэверинги.
Скажу откровенно: до того у меня не было никаких особых оснований не любить графа с сестрой, они были неизменно приветливы, и если порой в них проступало что-то странное, оно не очень бросалось в глаза.
Моя сестра Клэр немного моложе меня, и вас, наверное, не удивит, что она сразу была привлечена внешностью милорда, который, что и говорить, умеет расположить к себе молодых девиц. Она несколько раз танцевала с ним на муниципальных балах, но я не замечала с его стороны никакого особого чувства к ней. Казалось, он не выделял её из толпы других молодых девиц.
Каково же было её удивление, когда Клэр неожиданно получила от него письмо, причём пришло оно не почтой. Его сиятельство потрудился просунуть конверт под дверь нашего номера. Беда в том, и мне горько признаться в этом, что Клэр не сразу, далеко не сразу сказала о письме мне. Она всегда отличалась некоторой излишней щепетильностью, была замкнутой и скрытной. В итоге вышло так, что она поверила в чувства графа, как это свойственно юности, безоглядно и доверчиво.
Как видите, я ничего не скрываю: ни опрометчивого поведения Клэр, ни своей слепоты.
Точнее, совсем слепа я не была, ибо обратила внимание на явную перемену в Клэр. Она просто потеряла голову, влюбившись безумно, я же просто не понимала, что тому причиной. Однако, заметив её чувство к нему, я постоянно предостерегала её от неосторожного и глупого поведения, но Клэр, поверив в изъявление его чувств, как я понимаю, не очень-то слушала меня.
Клэр уповала, что на следующем балу граф посватается к ней. Однако его там не было, а его сестра, мисс Клэверинг, сказала, что он - на званом ужине миссис Уоррен. Клэр весьма удивила эта новость и, как я понимаю, она просто не могла понять логики его поступков.
До конца сезона его сиятельство избегал Клэр, появившись только на последнем балу у Стаффорда, но и там он даже не пригласил Клэр танцевать, словом, вёл себя так, точно они едва знакомы.
Сестра была убита его поведением, ибо, вы легко поймёте, Черити, что чем выше мы взлетаем в наших надеждах и мечтах, тем больнее падать. По её уже почти нескрываемому отчаянию я поняла, что есть что-то, чего я не знаю, что давало ей основание мечтать о браке с ним. Я потребовала от сестры правды, и тогда она показала мне полученное от него письмо.