Вино фей
Шрифт:
Но точно ли так? На минуту ему пришла в голову мысль, что теперь мисс Кассиди в его руках, но его тут же прошиб мороз, и он покачал головой. Если Сесили и впрямь отправила Крайтона на тот свет, то узнай она, что он в курсе её похождений, он сам не даст за свою жизнь и ломанного гроша. Это все равно, что надеть поводок на бешеную собаку - кто знает, в какой миг она перегрызёт его и сорвётся с привязи. Вон, Крайтон думал, что держит её крепко. Нет, это куда как неразумно. Но что делать?
"А ничего", сказал ему вдруг глумливый и страшный, точно гробовой голос внутри него самого. "Сиди тише воды, ниже травы, идиот блудливый, не то лежать тебе рядом с дружком твоим - одесную..." Остина заморозило. Он не понял, кто это сказал: вокруг никого не было.
Тут из храма вышел отец. От его согнутых плеч исходило ощущение надлома и боли, но Остин ощутил совсем другое. Оттуда шло тепло, тепло отцовских рук и его объятий, тепло покоя и безопасности.
– Отец, - прохрипел Остин и ринулся к храму, - отец...
Пастор Стэнбридж поднял голову на крик сына и увидел его, бегущего к нему.
– Папа, - Остин с силой сжал отцовские плечи, - прости меня, отец, я был так глуп...- слёзы душили его, но с каждой секундой в отцовских объятиях страх слабел, холод отступал, гробовой голос становился все тише.
– Мальчик мой...
– пастор плакал и благодарил Создателя. Он так верит, что сын образумится и вот...
Глава 17. Размышления
Позабыла про ночь, не заметила дня,
В чуткой памяти злобные взгляды храня.
Лица, полные ярости, злобы слепой
Перед ней проносились, как дьяволов рой...
У. Блейк "Песни опыта"
В отличие от всех домочадцев, Черити не принимала участие в обсуждении загадки изрезанного портрета, отчасти потому, что не знала, что предположить, отчасти потому, что была поглощена загадкой появления в её комнате полевого букета. Кто мог принести его?
Странно, что цветы почти точно повторяли букет, что она видела на шкатулке миссис Стэнбридж. Но Черити помнила, что когда она говорила об этой гравюре жене пастора, рядом стоял граф Клэверинг. Господи, не его ли это дурные шутки? Окно её комнаты было расположено на высоте добрых десяти футов, но если залезть на фундамент, то проникнуть в комнату труда не составит. Над окнами нависала тень огромного дуба, и можно было подойти в его тени достаточно близко к дому. Но зачем? Он хочет подшутить над ней, как над мисс Клэр Стивенс? Черити сердито поджимала губы. Что за испорченная душа? Но, полно, он ли это?
Меж тем время бала в Фортесонхилле неумолимо приближалось.
Черити была уверена, что после изрезанного портрета Джин снова сляжет в постель с мигренью, однако этого не произошло. А вскоре Черити поняла, почему. Мать и дочь в понедельник уехали к мадам Дидье, и провели у модистки, по меньшей мере, четыре часа, о чём зло сплетничала по округе Элизабет Марвелл.
Черити вновь задумалась, может, стоит всё же поговорить с леди Дороти? Зачем тратить сколько усилий в погоне за человеком с подлым нравом, который, однако, при всей своей дурной натуре всё же достаточно честно заявил об отсутствии у него всяких намерений? Но она слишком хорошо знала тётю, чтобы заранее понять, что услышана не будет. Вот миссис Флинн отнеслась бы к её словам без всякого предубеждения, и, разумеется, прислушалась, подумала Черити.
Но кто мог изрезать портрет? Право, кроме Филипа Кассиди, оскорблённого расторжением помолвки, никто на такое не решился бы, но Кассиди не приходил к ним с самого дня разрыва. Впрочем, по злобе или, точнее, из дурного желания пошутить, это могли сделать и субботние гости. Мало ли что взбредёт в голову той же Бетти Марвелл или девицам Финли? Но кузен уверяет, что утром в воскресение портрет был цел, а значит, это не они.
Тут, аккурат к обеду во вторник, вернулся из Фортесонхилла кузен Селентайн, нагруженный двумя подстреленными бекасами и толстым домашним гусем. Он пояснил, что бекасов убил сам, а гуся ему едва ли не силой всучила экономка Фортесонхилла миссис Уитикер.
– Ты отлично стреляешь, племянничек, - заметил сэр Тимоти, но Флинн возразил, что он как раз настрелял меньше всех.
– Лучше всех стреляют Фрэнсис и Филип Кассиди, дядюшка, а я - мазила, - рассмеялся он.
Филип Кассиди был, как знали все, действительно великолепным стрелком, но все промолчали, а Флинн, поняв, что нечаянно сболтнул о верёвке в доме повешенного, смущённо умолк. Впрочем, он тут же, как ни в чём ни бывало, начал рассказ о труппе, приглашённой в замок, и о приготовлении сцены. Спектакль будет в галерее менестрелей, там повесили роскошный занавес, и зал почти не отличить от театра. Кузен также зло насплетничал, что приме театральной труппы, которая играет главную героиню, не меньше сорока лет, но на вид не дашь и двадцати пяти.
– Впрочем, я, наверное, не прав. Истинный возраст актёра можно узнать только в ратное время, а так как дамы не участвуют в военных кампаниях, им можно и вовсе не иметь возраста.
– А мистер Клэверинг любит театр?
– поинтересовалась леди Хейвуд.
Кузен Селентайн на миг задумался, потом несколько шутовски кивнул.
– О, да, он очень восприимчив к актёрской игре. Один раз, помню, на сцене до того натурально чокались, что его потянуло в буфет. Он и меня вытащил. Там мы и просидели до конца первого акта.
Черити прыснула. Мимика кузена была до того забавна, что невозможно было внимать ему без смеха.
– Он говорит, что времена Гаррика, Кэмбла и Кина прошли. И сегодня актёры играют королей так, словно боятся, что кто-то может сыграть туза и побить их. Раньше на сцену не допускали женщин, а ныне все актёры играют как женщины. Но крайняя чувствительность даёт посредственных кривляк, считает его сиятельство, средняя - плохих актёров, и только её отсутствие создаёт великих артистов.
– Он считает, что в основе актёрского мастерства должно лежать полное бесстрастие?
– удивилась Черити.