Вино фей
Шрифт:
Повторяю, я не оправдываю сестру - её поведение было неосмотрительным и неразумным. Но что может оправдать человека, который называет себя джентльменом и забавляется таким образом? Со стороны Фрэнсиса Клэверинга послать подобное письмо юной и неопытной девушке - поступок человека без сердца. Человека со стеклянными глазами.
Я привожу вам, Черити, текст этого письма. "Дорогая, день и ночь думаю о тебе... У Дарлингтона, я видел, все увивались вокруг тебя, умоляя одарить их улыбкой, но всем их мольбам не сбыться никогда, ибо рядом, нежно поддерживая тебя, не оглядываясь на этих неудачников, стоял и всегда буду стоять я. Все улыбки твои будут предназначены, я знаю, только мне одному. И в этих улыбках проступит то, что осталось недосказанным между нами. То, что можно только почувствовать, и это чувство, пронзающее душу, оставляющее глубокий след сладостных воспоминаний. Ты - словно сон, в который погружаешься медленно, желая продлить его в вечность. Знай, я полюбил тебя навсегда. Ф. К."
Что сказать обо всём остальном? После отъезда Клэверингов сестра заболела - сказалось чрезвычайное нервное напряжение. Докторам удалось справиться с недугом, но я не могу сказать, что она поправилась. Из неё точно вынули душу, человек же, хладнокровно совершивший это, по-прежнему наслаждается улыбками молодых леди и радуется жизни. Бог ему судья, но вы, Черити, умоляю, будьте осторожнее. Мне бы не хотелось, чтобы и вам довелось пережить нечто подобное тому, что перенесла моя бедная Клэр..."
Черити дочитала до конца, сложила листки и, заслышав шаги и разговор приехавших из церкви домашних на лестнице, торопливо спрятала письмо в свою шкатулку и заперла её.
Голову сжало обручем. Руки тряслись. Хладнокровная жестокость и безжалостный цинизм Клэверинга, описанный мисс Стивенс, был ей непонятен, и именно необъяснимость подобного бессердечия больше всего и пугала. Зачем? Довести неопытную девушку до полного расстройства чувств и запускать воздушных змеев? Что за чудовище?
Но теперь горечь и боль Флоры Стивенс на приёме у тётушки Флинн стали ей понятны.
Тут раздался стук в дверь и на пороге возник кузен Селентайн.
– Дорогая кузина, вы так быстро исчезли из церкви, что я и словом не успел с вами перемолвиться.
Черити поняла, что нужно взять себя в руки, и попыталась усилием воли овладеть собой.
– Я не сомневаюсь, что у нас ещё будет на это время, мистер Флинн, - улыбнулась она.
– А что за спектакль ставят в Фортесонхилле?
– Насколько я слышал, "Школа злословия" Шеридана.
– Мне нравится эта пьеса, - отозвалась она, неожиданно заметив, что её ногти впились в обивку стула, и снова с тоской вспомнив несчастную Флору Стивенс.
– Однако, сестрица, сидеть в доме, когда на дворе такая благодать - просто грешно, - заметил он.
Черити не успела ответить. В комнате появилась леди Дороти, и, бросив быстрый взгляд на Черити, обратилась к племяннику.
– Мне надо потолковать с тобой, Селентайн.
Он молча повиновался, при этом Черити заметила, что, уходя следом за леди Дороти, он посмотрел на неё саму излишне пристально, точно хотел ей что-то сказать, да не мог.
Но Черити это ничуть не волновало. Оставшись одна, она рухнула в кресло, ощущая удручающую слабость, почти беспомощность. Около получаса просто бездумно сидела перед камином, глядя в огонь. Мысли, а точнее - воспоминания, проносились в голове так быстро, что она едва успевала следить за ними.
Вот граф с улыбкой обращался к тётушке Марджери, не выпуская из рук трости и шляпы, вот - раскланивался у церкви с местной публикой, а вот - танцует с ней, явно игнорируя всех остальных. Потом перед её глазами встало его улыбающееся лицо за карточным столом, его сильные руки и трепещущий на ветру воздушный змей, потом - странные слова о зле... Он тогда сказал что-то очень странное. Что зло можно сотворить, даже не желая того, походя. Вспомнился ей и субботний разговор у них дома. Опять странно, он же тогда чётко сказал, что никаких намерений у него нет. Может, он все же осознал непорядочность и недопустимость своего поведения в Брайтоне и раскаялся в нём? А что он такое сказал о волке, попавшем в облаву?
Постепенно Черити немного успокоилась.
В любом случае - она не подвергалась никакой опасности. Она ещё не знала любви, но понимала, что вовсе не влюблена в его сиятельство. Он не нравился ей, несмотря на красоту и богатство, ибо её слишком сильно напугала в Бате мисс Стивенс, чтобы она могла отнестись к нему без предубеждения. Последние дни, до получения письма, несколько расположили её к Клэверингу: он даже показался ей милым и любезным человеком, но, в общем-то, ей не было до него никакого дела. Раскаялся он в былых грехах или нет - это дело его совести и Бога. Если же он по-прежнему остался собой - что ей за забота?
Но постойте. Ведь почти все девицы в городе потеряли из-за него покой и сон, и первая из них - Вирджиния! С явной ревностью следила за ним и мисс Кассиди. Да, Сесили тоже хотела привлечь внимание его сиятельства. Да что там говорить? Все девицы на выданье на балу у Кассиди не сводили с него восторженных глаз!
Но что делать? Мисс Стивенс не только не поручала её разглашать полученные от неё сведения, но, напротив, дважды повторила, что всё сказанное ею - сугубо конфиденциально. А без этого письма - кто же ей поверит?
Да и что там письмо... Нужно было смотреть правде в глаза. Черити понимала, что Вирджиния не поверит ни одному её слову, хотя бы и подкреплённому письмом.
Леди Дороти? Материнские амбиции и желание видеть дочь графиней, похоже, тоже были выше и здравой осторожности, и благой осмотрительности. Леди Хейвуд могла лишь подумать, что она, Черити, пытается предостеречь её из желания помешать Джин понравится графу.
Не поговорить ли с Энтони? Но после вечера у Кассиди они точно по странному уговору взаимно избегали друг друга. Винсент? Смешно. Сэр Тимоти? Он был куда разумнее леди Дороти, но он очень любит Вирджинию. Удастся ли ей убедить его? Ведь он был готов отдать дочь за Филипа Кассиди, столь мало интересуясь душой и нравом молодого человека, что это невольно наталкивало Черити на мысль, что ему важнее "пристроить" дочь, нежели думать о её счастье. Впрочем, для него в выгодном браке и было счастье. Что же говорить о браке с графом Клэверингом? Это, наверняка, по его мнению, и было самое большое счастье дочери.
Тут она вспомнила, что кузен Селентайн сегодня хотел поговорить с ней. Но о чём? Сама она знала кузена так мало, что никогда не доверилась бы ему. Он нравился ей, и мисс Стивенс сказала, что он тоже был тогда в Брайтоне, но он дружен с Клэверингом и потому не может смотреть на него непредвзято.
Но если сам граф пробудет здесь совсем недолго, если у него, как он сам сказал, нет никаких матримониальных планов - чего она беспокоится? Да, Вирджиния влюблена в его сиятельство, но если он никак не поощрит её...