Вино фей

Михайлова Ольга Николаевна

– Да. Иначе гамлетовский накал страстей за три сезона просто разобьёт сердце артиста, кузина.

Черити задумалась, её странно изумило сходство их мнений с его сиятельством. Она тоже считала, что актрисы, вечно падающие в обмороки и не умеющие изобразить любовь без воплей и судорог, - просто бездарны.

Но тут миссис Фудс, появившись на пороге столовой, сообщила леди Дороти, что пришли от модистки, и дамы поднялись из-за стола, даже не притронувшись к десерту. Черити, с тоской глянув на кусок творожной запеканки, пошла за Вирджинией. В гостиной Джин и леди Дороти, едва пригубили кофе, исчезли в верхних

покоях.

Черити не стала дожидаться мужчин, и пошла к себе, однако пробыть одной ей довелось не более четверти часа. В двери постучали и, едва она откликнулась, к ней в комнату просунулась творожная запеканка на фарфоровом блюдце, потом - рука в алом сукне, а после возник и весь кузен Селентайн Флинн.

– Я заметил, дорогая кузина, что вам не дали времени основательно пообедать, но разве это справедливо: оставаться голодной из-за чужих нарядов?

Черити было немного досадно, что он так хорошо прочитал её взгляд в столовой, но шутовская физиономия кузена не позволяла сердиться на него. Она рассмеялась, поблагодарила кузена и начала есть. Флинн же неожиданно стал куда серьёзнее и, присев на оттоманку, и заговорил, отчётливо и тихо.

– На основании рекомендаций моей дорогой матушки, коим я обычно доверяю, а также ряду иных аттестаций и собственных наблюдений, я заключаю, дорогая кузина, что вы вполне способны понять мою озабоченность. Нелепые поступки моей сестрицы Джин не идут ни в какое сравнение с опасностью, которой она подвергается.

Черити оставила недоеденную запеканку и с испугом посмотрела на кузена. Он имеет в виду Клэверинга?

– Что вы сами думаете по этому поводу?
– напрямик спросил он.
– Согласитесь, не каждый день в приличных домах кромсают портреты. Это не похоже на вандализм, это ненависть. Или, воля ваша, нечто и того похуже...

Черити осторожно перевела дыхание. Он, выходит, имел в виду тот воскресный случай.

Она тяжело вздохнула.

– А вы точно уверены, что ещё утром в воскресение портрет был цел?

– Да, накануне вечером, в субботу, сразу по приезде я просто увидел портрет на стене, но я шёл за вашим камердинером, в его руке был подсвечник, свет быстро исчез со стены, и мне не разглядеть в темноте картины. Наутро же я рассмотрел портрет перед завтраком достаточно неторопливо и основательно. Я подумал, что художник обладал большим чувством юмора. Я сам во многом фигляр, - усмехнулся Флинн своей самоаттестации, и подмигнул ей, - и потому понимаю хорошие шутки. Но во всём дальнейшем мне видится нечто совсем не шуточное.

– Да, я тоже испугалась, - согласилась Черити, - но кроме Филипа Кассиди, ни у кого в городе не было оснований злиться на кузину. У неё был роман с мистером Фредериком Крайтоном, однако, если там кто на кого и затаил зло, то скорее Вирджиния на него. Ведь он так и не посватался. Но он никогда не стал бы резать её портреты. Он, в общем-то, никчёмный ловелас и ничего больше. А чтобы кто-то ещё... Хотя, конечно, с приездом в город милорда Клэверинга многие девицы стали ревновать друг к другу, а у Вирджинии репутация признанной красавицы. Но проникнуть в чужой дом, рискуя попасться на глаза слугам...

– Кровь...
– рассмеялся вдруг Селентайн.
– Вы - настоящая аристократка, кузина,

– Что?
– удивилась Черити.
– Почему?

– Потому что только аристократка считает,

что госпоже невозможно быть незаметной для слуг. Одержимый ненавистью человек вполне может не марать рук сам, кузина, а нанять для грязного дела лакея. Лакей же в стандартной ливрее, особенно в доме, где их два десятка, пройдёт тенью и никем не будет замечен. То же самое можно сказать и о камеристках. Но портрет Вирджинии висел на высоте пяти футов, до потолка оставался фут. Сам он высотой тоже около пяти футов, а изрезан был точно по изображению. Либо низкорослый человек поставил внизу стул, либо он был на пять дюймов выше меня, а мой рост - шесть футов. Вы знаете столь высоких людей в округе?

Черити покачала головой.

– Пожалуй, нет, но портрет ведь просто могли снять со стены - они держатся на двух гвоздях, изрезать, а после - повесить на прежнее место. Я рассматривала его, когда он сох, и переставляла, правда, без рамы, но едва ли деревянная рама тяжелее десяти фунтов. С этим справился бы кто угодно. Любая горничная. Я даже подумала на Сесили Кассиди, но она по парадной лестнице незамеченной бы не прошла, - Черити задумалась.
– А вот её камеристка - вполне...

– Тут вы ошибаетесь, Черити, - возразил Флинн, - портрет действительно висит на двух гвоздях, но они вбиты на высоте восьми футов. Как я уточнил, чтобы повесить его, из подвала приносили лестницу, снять его можно и без лестницы, но чтобы снова повесить, надо было поднять полотно на высоту девяти футов, а это без лестницы или стула не сделаешь.

– Пусть так, - согласилась Черити с кузеном, - но если был нанят лакей, его уже не найти. Не пойман - не вор. Надо искать господина. Но вы, как я поняла, были на охоте с мистером Кассиди. Это вы устроили так, чтобы Филип был приглашён в Фортесонхилл?

– Как вы догадливы, кузина, - усмехнулся Флинн.
– Я. Так вот, прежде всего я хотел поближе присмотреться к бывшему жениху моей кузины. Этот молодой человек показался мне опасным: он кажется недотёпой, но очень хорошо обращается с оружием. Он вроде бы не блистает остроумием, но молчит, что, как минимум, доказывает отсутствие глупости. Вы хорошо его знаете?

Черити отрицательно покачала головой.

– Нет. Он любит собак и лошадей, проводит два часа в день в пабе, всегда кажется полусонным, но руками гнёт конские подковы. Но я помню, когда мы играли детьми, он всегда защищал младшего Стоуна. Тот в детстве сломал ногу и плохо бегал. Над ним смеялись, но Филип вступился и запретил прогонять его. Кассиди - сын самого богатого человека в округе, но он никогда не был высокомерен. Что до этой истории... Я скорее поверила бы, что он способен придушить саму Джин, чем испортить её портрет. Он был в отчаянии после того, как Вирджиния расторгла помолвку, но не зол, а скорее убит этим.

– То, что мы называем отчаянием, - отозвался Флинн, - часто всего лишь мучительная досада на несбывшиеся надежды.

– Да, - спокойно согласилась Черити, - он был убит именно крушением своих надежд. Но мог ли он нанять лакея для дурной шалости? Нет, никогда в это не поверю.

Селентайн покачал головой.

– Это совсем не дурная шалость, дорогая сестрица. Но сами вы, как я понимаю, не верите, что это мог сделать Филип Кассили даже руками лакея?

Черити подняла на кузена глаза и несколько минут молчала. Потом проговорила: