Вино в потоке образов
Шрифт:
Эти два примера хорошо показывают, что коттаб есть нечто большее, чем просто упражнение в ловкости. Какую бы форму он ни принимал, речь идет о том, чтобы, верно прицелившись, нарушить равновесие предмета: будь то диск, расположенный на шесте, или плавающая в жидкости шляпка желудя. Потеряв равновесие, предмет опрокидывается или падает с грохотом – и это является знаком удачи в любви. Нарушение равновесия является как бы материальным выражением нерешительности, охватывающей влюбленного перед предметом любви. В игру вовлекается любовный партнер: во всеуслышание, словно для того, чтобы приобщить к игре всех присутствующих, объявляется имя человека, которого добиваются, целясь по мишени. Этот жест всегда имеет адресата, нам нередко встречаются сосуды с надписями, указывающими его имя.
70. Краснофигурная гидрия; Финтий; ок. 520 г.
71. Краснофигурный стамнос, m. н. Копенгагенский художник, ок 480 г.
72.
Сам Дионис увлекается этой игрой, судя по изображению на сосуде, где мы видим его в компании с Гераклом [71]. [181] · Бог вращает чашу на пальце, и мы читаем надпись, идущую от лица вдоль руки, как если бы он ее произнес: toi tende,«Это тебе». Слева сатир-виночерпий, заканчивает обращение: Lykoi,«Люкосу»; это имя известно и по другим надписям. [182] Возглас человеческий, слишком человеческий; художник приписал Дионису слова своего современника, спроецировав человеческое поведение на мир богов.
181
Краснофигурный стамнос; Париж, Лувр, G 114, Beaziey, ARV257/ 14 и 1596.
182
См. Beaz!ey, ARV1595-1596и AВV670·
На другой чаше [183] [72] мы видим анфас играющего в коттаб, он повернут лицом к тому, кто рассматривает изображение, и будто бы обращается к нему. Надпись ho pais kalos,«красив мальчик», помещена не у лица, как слова играющего, а будто бы выплеснута из чаши и повторяет траекторию полета винных капель, о которых поэт Алкей говорит:
«Льется вина плеск из теосских чаш…». [184]183
Краснофигурная чаша; Флоренция, PD 248; Beaz!ey, ARV 121/1.
184
Алкей у Афинея, XI, 481а (=fr. 11/322 Lobe! Page). Цит. по: Эллинские поэты… (Алкей, фр. 57 (322); пер. М. Гаспарова).
Некоторые аспекты этой игры приближают ее к гаданию; играющие стремятся контролировать будущее и получить один из двух возможных ответов – успех/неудача – не на вопрос, заданный богу, а на объявленное намерение. Результат игры функционирует как знак: удачный бросок – залог любовного успеха.
Афиней приближает коттаб к возлиянию, как если бы он был профанным вариантом последнего. [185]
Действительно, и в том и в другом случае проливают вино. Но на этом аналогия должна закончиться. Возлияние на симпосии– это ритуал открытия, а вовсе не игра на ловкость. Оно маркирует связь между людьми и богами, которую и не помышляют поставить под сомнение и которая ни в коей мере не зависит от случая или от ловкости исполнителя; совершенно очевидно, что той доле неопределенности, которая присутствует в коттабе, не может быть места во время возлияния. Однако можно отметить, что манипуляции с вином многочисленны и что его символические значения допускают разнообразные варианты применения. Идея распределения и совместного употребления вина, базисная для греческой культуры винопития, в действительности может относиться как к связям между людьми и богами, так и к куда менее определенным связям между любовными партнерами.
185
Афиней, Х, 427d. См.: LajayeС. «Kottabos» in Daremberg-Saglio, Dict.Ant.3, р. 866. О возлиянии см. здесь главу 2, примеч. 12.
Отражения
Стихи, как и сосуды, не сохраняются полностью и доходят до нас во фрагментах. В этом отрывке из стихотворения Алкея говорится о том моменте, когда симпосиасты, взяв в руки пестро украшенные (poikilais)чаши, приступают к винопитию. Было бы, конечно, интересно узнать, идет ли речь о расписанных чашах, наподобие тех, которые мы здесь разбираем, или о металлических сосудах, гравированных или отделанных чернью. [187] Вопрос этот неразрешим: Алкей писал не для археологов. Афинские вазы также прославляет Пиндар в начале стихотворения, посвященного Фрасибулу Акрагантскому:
186
Алкей у Афинея, Х, 4зос-d (> fr. Z 22 Lobe! – Page). Цит. по: Эллинские поэты… (Алкей, 49 (346); пер. М. Гаспарова). См.: PageD.Sappho and Alcaeus. Oxford, 1979· Р. 307–309.
187
На этот счет см. спорные, но небезынтересные размышления М. Викерса: VickersМ. Les Vases peints: image оu mirage? in Imageetceramiquegrecque,Rouen, 1983, р. 29–42.
Пение
188
Пиндар у Афинея, XI, 48 °C (= fr. 124 Snell; пер. м.л. Гаспарова). См. Van Groningen В., Pindareаи banquet,Leyde, 1960, р. 84–103.
189
Ср., однако, элегию Крития у Афинея, 1, 28Ь (= fr. 88 В 2 DK). См. также рассказ Страбона, VIII, 6, 23 и его анализ в: Рауne Н. Necrocorinthia. Oxford, 1931. Р. 348–349
73· Краснофигурная чаша; Дурис; ок. 500 г.
На краснофигурной чаше [73] [190] полулежат непрерывным, идущим по всей поверхности сосуда кругом пятеро бородатых мужей; на одной стороне изображены флейтист и мальчик, зачерпывающий вино из кратера; на другой – трое пирующих, один из которых играет на лире. Вся эта сцена располагается над узкой полоской с изображением сосудов – черных силуэтов на красном фоне – и отделена от нее тройной линией, намечающей поверхность пола; цветовое решение зоны с изображением сосудов противоположно цветовому решению верхней зоны. Черные сосуды на красном фоне противопоставлены сцене, где красные фигуры изображены на черном фоне. Эти две зоны четко отделены друг от друга и не пересекаются; и только ручки канфара доходят до ноги одного из пирующих, но при этом не попадают в фигуративное пространство персонажей. Это два обособленных пространства: отметим не только различие цветового решения и производимый этим визуальный эффект, но и то, что эти два плана функционируют совершенно различными способами.
190
Рим, Ватикан; Beazley, ARV427/2. Пределлу подобного типа см. здесь на рис. 76.
7 4. Краснофигурная чаша; т. н. художник Пифоса; ок. 500 г.
В верхнем, краснофигурном, регистре персонажи двигаются, пьют, поют; в этом пространстве происходит обмен словами, жестами, взглядами; детали изображения сочетаются между собой так, что образуют синтаксическую, нарративную структуру. В нижнем, чернофигурном, регистре представлена серия неподвижных, следующих один за другим предметов; это паратаксис, сугубо орнаментальный рисунок. Обычно чаши украшены меандром, или непрерывным геометрическим – нефигуративным – узором. [191] Посуда, располагающаяся в этой части чаши, занимает место орнамента и отличается от посуды, которой манипулируют симпосиасты, изображенные выше; она дополняет циркулирующие среди них сосуды и, будучи выделена в отдельный фриз, одним своим присутствием символизирует все потенциально возможное разнообразие керамики. Здесь мы насчитываем дюжину мелких сосудов: чаще всего встречаются скифосы –их четыре, а также три кубка, канфар, три кувшина и сосуд с носиком-фаллосом. Использование черной глазури как бы дематериализует эти сосуды; это всего лишь силуэты; миметический эффект стирается, зато предметы приобретают значение маркеров, теперь это не просто сосуды: это знаки. Сосуд, изображенный отдельно, сам по себе, обладает всем возможным богатством значений: из него можно пить, с ним можно играть, его можно созерцать.
191
Список чаш с фризом из сосудов дает Buitron D.Douris, Diss. New York, 1976, р. 25, NQ 57. Еще добавим: Абердин, Маришал-колледж 748; Beazley, ARV871/9.Ксанф, А33-3027, 3023; MetzgerН. Fouilles de Xanthos, IV, NQ 358, pl. 80.
Бывает, что подобная игра знаков тяготеет к абстракции. Как, например, на данном медальоне [74], [192] где рисунок похож скорее на беглый набросок кистью, и разобрать его довольно сложно. Посередине изображение загорожено большим черным треугольным пятном: это рог, ритон[19].· В оставшейся части – персонаж, изображенный со спины: две параллельные вертикальные черты намечают линию позвоночника, по обе стороны от которого двумя завитками обозначены лопатки. Слева – согнутая нога, коленом вверх. Голова повернута вправо; длинные черные волосы спадают локонами на левое плечо; прямо над правым плечом можно разглядеть глаз. На голове у пирующего колпак скифского типа [1].
192
Краснофигурная чаша; Родос, 13 з86; Beazley, ARV139/23.
Подобное изображение становится понятным только в том случае, если держать в уме его образец, если знать, к чему оно отсылает. Небрежность линий и поспешность исполнения этого рисунка свидетельствуют о том, что художник не стремился произвести миметический эффект; это не реалистическое изображение, а всего лишь торопливый набросок пирующего на симпосии.Единственные характерные его черты – скифский колпак и рог, ритоннесоразмерных пропорций; пирующий его не держит, рог расположен поверх изображения. Это знак, напоминающий о скифских обычаях винопития; о них говорит Анакреонт, рассказывая о том, как не нужно вести себя на пиру: