Власть подвала
Шрифт:
– Ты используешь компьютер?
– О, еще бы, – соврал я, – у меня все на компьютерах.
– А я не верю.
Я провел ее в спальню и показал ей мою систему спасения. Система внушала уважение.
Она села на кровать так, чтобы показать мне ноги.
– Здесь пахнет женщиной, – заметила она. – Ты меня хочешь?
– Хочу ровно столько, сколько любую другую вмеру симпатичную, вмеру упитанную и в полном расцвете сил. Не больше того. А что касается женщин, то мои друзья здесь иногда устраивают оргии.
– У тебя нет друзей, – тонко заметила она. – Помоги мне, он меня уничтожит.
Он разрушит мой дом.
– Сожжет, – уточнил я. – не разрушит, а сожжет.
– А-аа, –
– Что ты о нем знаешь?
– Все. Имя, рост, вес, привычки, цвет глаз. Его слабости.
– Его слабости. Например, женщины? – довольно уверенно предположил я.
– О, нет, нет. Только не женщины. После ранения он стал импотентом. Это так, хотя он это и скрывает. У меня есть его фотографии.
Она сходила за сумочкой и показала мне несколько фотографий Бецкого.
Фотографии были сделаны давно, лет пять или семь назад, не меньше.
– Почему ты его боишься? Поставь охрану.
– Если он тебя нашел, охрана не поможет.
– Он так силен?
– Он силен лишь в своем деле. Он умеет только поджигать, но если он взялся поджечь, то спасения нет.
– Подкупи его.
– Невозможно. Его можно только уничтожить физически. Нам повезло, в первый раз мы вовремя заметили нападение и он ушел. Но он вернется и сделает все, что задумал.
Я еще раз посмотрел на фотографию. Все люди, сами не замечая этого, делятся на породы и виды. Улыбка, смех, нахмуривание бровей, интонации, взгляды на основные вопросы жизни точно так же передаются от матери к ребенку, как и гены. Так же, как множество собачьих пород различаются размером, окраской и формой рыл, так мы отличаемся способом улыбаться, плакать или слушать сказки.
Этот человек быль очень силен и жесток, но он умел улыбаться. Или умел пять лет назад.
– Я не могу тебе помочь. Этот человек сильнее меня.
29
Но, чтобы ни происходило в эти дни, главная проблема оставалась, она висела надо мною как меч, привязанный на волоске: кто-то использовал меня в своих целях, причем он был гораздо сильнее и опытнее чем я. Я не мог воспользоваться контрколдовством, чтобы избавиться от его влияния. Я не мог, например, произнести заклинание вроде такого: «Я больше не буду тебе подчиняться».
Конечно, это было бы совершенно определенным обращением к Кси. Но Кси из всех путей выбирает самый короткий и незапутанный. При таком проивостоянии двух воль, которое есть сейчас, Кси скорее всего, просто убьет меня – и тогда я действительно не буду больше ему подчиняться. Начать заклинание со слов «я больше не буду…» или «я больше никогда…» это все равно, что лечь на рельсы перед идущим поездом.
Поэтому все, что я мог сделать – это перестать работать и понаблюдать за его реакцией. Он должен выдать себя, какие-то новые, необычные или неожиданные вещи должны случиться в моей жизни. И, уже исходя из них, я попробую что-то узнать о нем, узнать кто он, где он, чего он хочет и как с ним бороться. Кси не реагирует на мысль, поэтому думать я мог что угодно и сколько угодно, а вот записывать мне было ничего нельзя – любые записи через посредство Кси могли быть прочитаны на расстоянии сильным магом.
Я привык делать мелкие заклинания здесь и там, вобщем-то на каждом шагу моей жизни. Это сильно упрощало дела. Теперь я чувствовал себя как без рук. Я снова стал обычным человеком, таким как большинство: ничего толком не умеющим, не владеющим течением жизни и времени. Хотя я прожил в таком состоянии три первых десятилетия своей жизни, все же теперь я ходил как больной или инвалид.
Я много гулял. Погода продолжала оставаться жаркой. Но уже начинали дуть ветры, предвестники будущих перемен. Радиопрогнозы обещали шквалы и проливные дожди, но облака гуляли лишь вдоль горизонтов и вечерами со всех сторон сверкали отдаленные молнии. Ветер поднимал пыльные бури и маленькие смерчи, пыль шла плотно, стеной, забивалась под одежду и мешала дышать. Вечерами ветер переходил в ураган, пыль поднималась выше и застилала небо. В свете автомобильных фар она казалась розовой и светящейся. Деревья гнулись и плясали с громким гулом так, будто их вот-вот вырвет из земли, будто они держатся корнями из последних сил. В один из таких вечеров я шел через парк своей привычной дорогой. С одной стороны от меня был закрытый магазин со ставнями на окнах, а с другой полуразобранный скелет другого, давнего магазина: торчали железные ржавые прутья и к этому остову крепились остатки тяжелой дощатой стены. Вдруг порыв ветра сорвал эту стену и бросил ее прямо на меня. Все случилось так быстро, что я не успел сделать ни одного движения, даже самого маленького. Я все так же стоял, ветер мел пыль в лицо и рвал волосы на моей голове, все так же гудели тополя, надутые воздухом как шары, а у моих ног лежала упавшая стена весом не меньше тонны. Это называется на волосок от смерти. Пускай не на волосок – на пол метра.
Это могло быть предупреждением. В принципе, штучки вроде несчастных случаев Кси любит больше всего. Не думаю, что меня действительно пытались прихлопнуть стеной как муху книжкой. В этом случае я бы имел хотя бы маленькую травму. А если так, то скоро предупреждение должно повториться.
Оставаясь предельно осторожным, я стал ждать. Я переходил улицу только на зеленый свет и только если вблизи не было машин. Я не становился на высокие предметы и не гулял по вечерам. И все же, уже на следующий день меня предупредили снова.
На стадионе, где я делал утреннюю пробежку, разбирали старый сарай. Сарай был сделан очень добротно: каменные стены и деревянная крыша, которая лежит на трех толстых бревнах. Работники развалили одну стену и пытались сорвать крышу.
Повозившись, они привели большой трактор и привязали длинный белый канат в два или три пальца толщиной. Трактор поехал вперед и забуксовал. Канат растягивался как резиновый, видимо, сделанный из упругой синтетики. Трактор буксовал, но крыша не двигалась. Это было интересно и я остановился, чтобы посмотреть. Рядом со мной остановилась красная иномарка, довольно дешевая, водитель вышел и пошел давать трактористу советы. В этот момент одно из трех бревен вылетело из крыши, сорванное силой упругого каната и полетело прямо в меня – просто как скобка, пущенная мальчиком из рогатки. Я стоял у старой груши и один конец бревна врезался в ствол; бревно развернуло с воздухе и бросило на иномарку. Автомобиль сжало в гармошку, вылетели стекла. И спустя секунду на меня посыпался дождь сбитых с дерева зеленых груш. Второе предупреждение было похлеще первого.
Но этим день не закончился. Вечером меня чуть было не ужалила змея. В доме отключили воду, как то частенько делают летом в самую жару. Пришлось идти к источнику. У источника было полно народу и я, заняв очередь, отошел подальше, к старому мшистому бревну, сел на него и снял босоножки. Трава была неожиданно влажной. Я отдыхал, как можно отдыхать лишь растворяясь в природе; вечер был тих, свиристели стрижи, дорога прерывалась самодельным мостиком. Еще в недавнем прошлом была возможна река, бегущая куда-то, и дорога, ведущая в неизвестную даль. Сейчас мы мыслим иначе. Сейчас мы живем в гиперпространстве информации, которое стремительно наращивает свои измерения и все наши дороги ведут к определенным населенным пунктам, а реки впадают в совершенно определенные моря.