Властелин мургов
Шрифт:
Боковая дверь открылась, и вошел жрец низшего ранга, неся красный кожаный короб Сади. Сорхак с фанатичным блеском в глазах вырвал у него короб - лицо его сияло торжеством.
– Вот доказательство того, что этот Усса из Стисс-Тора нарушил наш закон и должен за это поплатиться жизнью!
– проскрипел он.
Жрец расстегнул ремешок, открыл короб и достал оттуда множество бутылочек и глиняный кувшинчик, в котором жила Зит.
Лицо Ургита стало еще печальнее. Он растерянно поглядел на Сади.
– Как ты можешь это объяснить, Усса?
–
Сади изобразил на лице полнейшую невинность.
– Уверен, что вы, ваше величество, и подумать не могли, будто я намеревался продать все это здесь, в Хтол-Мургосе!
– Хорошо, - кротко согласился Ургит.
– Но ведь ты ввез их в пределы страны.
– Разумеется, но ведь предназначались они для продажи маллорейцам. В их стране спрос на такие зелья весьма велик.
– Что меня совершенно не удивляет, - подхватил Ургит, выпрямляясь в кресле.
– Так, значит, ты не собирался продавать это моим подданным?
– Честью клянусь, что нет!
– возмущенно ответил Сади.
Лицо Ургита прояснилось, и король с облегчением вздохнул.
– Вот, - сказал он, обращаясь к разъяренной Хабат, - вот в чем дело. Думаю, никто из нас не станет противиться, если этот найсанец продаст маллорейцам всю эту отраву - и чем больше, тем лучше.
– А что вы на это скажете?
– сказал Сорхак, ставя короб Сади на пол и высоко поднимая глиняный кувшинчик.
– Что за секрет скрываешь ты здесь, Усса из Стисс-Тора?
– Он потряс кувшинчик.
– Осторожнее, приятель!
– вскрикнул Сади, предостерегающе вытянув руки и подавшись вперед.
– Ага!
– торжествующе воскликнула Хабат.
– В этом сосуде наверняка скрыто нечто весьма важное для этого работорговца! Необходимо осмотреть содержимое. Возможно, тут-то и выяснится, что за преступление замыслил этот негодяй! Открой сосуд, Сорхак.
– Умоляю вас, - залепетал Сади.
– Если вам дорога жизнь, не шутите с этим кувшинчиком!
– Открывай, Сорхак!
– безжалостно приказала Хабат.
Самодовольный гролим снова потряс кувшинчик и принялся вывинчивать пробку.
– Прошу вас, благородный жрец!
– с ужасом воскликнул Сади.
– Мы только посмотрим, - ухмыльнулся Сорхак.
– Уверен, что один взгляд никому не повредит.
Он вынул пробку и поднес кувшинчик к лицу, заглядывая внутрь одним глазом.
Зит, разумеется, долго не раздумывала.
Со сдавленным криком Сорхак отпрянул, судорожно взмахнув руками. Глиняный кувшинчик отлетел в сторону, и Сади удалось подхватить его у самого пола.
Ужаленный жрец прижал ладони к лицу, на котором застыло выражение ужаса, а между пальцами у него струилась алая кровь. Затем он завизжал как свинья, содрогаясь всем телом, рухнул на пол и стал корчиться, ногтями раздирая себе лицо. Голова его колотилась о каменный пол. Конвульсии делались все сильнее, и вот на губах появилась пена. Издав истошный вопль, жрец неожиданно подпрыгнул, словно его подбросила какая-то неведомая сила, и замертво упал на пол.
Какое-то время все молчали, потом Хабат взвизгнула:
– Сорхак! Голос ее был полон отчаяния - не оставалось сомнений в том, что эта утрата для нее невосполнима. Она кинулась к распростертому на полу жрецу и рухнула на тело, содрогаясь от рыданий. Ургит с отвращением уставился на труп.
– О, зубы Торака!
– выругался он, стиснув зубы.
– Что у тебя там, в этом кувшинчике, Усса?
– О-о, это просто зверюшка, ваше величество, - нервно ответил Сади.
– Я пытался предупредить его.
– В самом деле, Усса, ты сделал все от тебя зависящее, - растягивая слова, сказал Агахак.
– И все мы это слышали. Как ты думаешь, могу я полюбоваться твоей... твоей зверюшкой?
– Жестокая усмешка искривила лицо иерарха при взгляде на истерически рыдающую Хабат.
– Разумеется, о святейший, - быстро ответил Сади и осторожно положил кувшинчик на пол.
– Маленькая предосторожность, - извиняющимся тоном сказал он.
– Она немного нервничает, а я не желаю, чтобы она еще раз допустила оплошность.
– Евнух склонился над кувшинчиком и принялся ласково приговаривать: - Все хорошо, дорогая. Плохой человек уже ушел, теперь все хорошо, все спокойно.
Но Зит свернулась в колечко на дне кувшинчика, все еще до глубины души оскорбленная.
– Правда, моя хорошая, - уверял ее Сади, - все уже прошло. Разве ты мне не веришь?
Из кувшинчика послышалось тихое шипение.
– Ах, как некрасиво так говорить, Зит!
– мягко упрекнул ее Сади.
– Я сделал все что мог, чтобы этот плохой человек не обидел тебя.
– Евнух виновато взглянул на Агахака.
– В толк не возьму, где она научилась таким гадким выражениям, о святейший!
– И, снова повернувшись к кувшинчику, стал уговаривать: - Ну, прошу тебя, дорогая, не будь злюкой!
Маленькая змейка с величайшей осторожностью высунула голову из горлышка, приподнялась и поглядела на труп, распростертый на полу. Лицо Сорхака стало синим, а на губах медленно высыхала пена. Хабат, все еще судорожно всхлипывая, прижималась к его коченеющему телу. Зит медленно выползла из своего домика, презрительно вильнула хвостом в сторону мертвеца и подползла к Сади, издавая звук, напоминающий довольное мурлыканье. Сади протянул к ней руку, а змейка стала тыкаться носом в его пальцы.
– Ну разве она не прелесть?
– гордо спросил Сади.
– После того как она кого-нибудь укусит, становится ласковой, словно котенок.
Краешком глаза Гарион уловил движение у себя за спиной. Бархотка подалась вперед, зачарованно взирая на мурлычащую змейку широко раскрытыми глазами.
– Ты вполне контролируешь поведение своей питомицы, Усса?
– с опаской спросил Ургит.
– О, разумеется, ваше величество!
– уверил его Сади.
– Она сейчас в прекрасном настроении. Чуть погодя я покормлю мою малышку, выкупаю, и она заснет сном младенца.