Внуки красного атамана
Шрифт:
В это время кинооператоры, проводившие съемку, поставили перед толпой два микрофона на штативах.
– Итак, приступаем к голосованию. Кто за Варакушина - кричите! Голосуйте!
– скомандовал переводчик. Терентий закричал, подняв руки верх, умоляя:
– Грянем, станишники, вовсю! Грянем, родимыя! Крик был слабенький, жидкий - проголосовало не более десятка человек. Трюбе улыбался одной стороной лица, на другой - катался тугой желвак... Варакушин говорил ему, утверждал, что он уважаемое, авторитетное лицо в станице. А его обзывают на кругу, смеются над ним... Хорош авторитет!
– Кто за Ригорашева - кричите!
– скомандовал переводчик.
– Голосуйте!
– Грянем, станишники!
– призвал Витютя.
И разноголосый крик вознесся к небу, полетел по округе. По дворам из края в край станицы залаяли собаки, переполошенно закудахтали куры, туча скворцов снялась с садов и с шумом полетела в степь.
Голосовали что было силы в легких несколько раз.
– Хорошо! Прекрасно!
– поднявшись с кресла, Трюбе пожал Ригорашеву руку: Поздравляю, господин Ригорашеф. Я желать вы преданно служить Германия, новый порядок, донская республика.
Кинооператоры, забежав сбоку, засняли эту сцену. Ригорашев поблагодарил коменданта, поклонился станичникам и, заглянув в бумажку, которую ему перед этим сунул полицмейстер Кузякин, с обычным спокойствием и рассудительностью произнес небольшую речь:
– Спасибо за честь и доверие, уважаемые станичник. Не будем с вами много говорить - будем много работать. И косить нам есть еще чего, и молотить, и сеять...
Переводчик начал было нашептывать штурмбанфюреру перевод, но тот отмахнулся. Он стоя делал пометки в. записной книжке.
– Будем теперь ударно работать не для коммунистов, а для донской республики, для великой и непобедимой Германии.
Учтите, немецкие власти сурово наказывают лодырей и саботажников. И вот еще что. Koe-ктo потащил домой артельное добро: тягло, упряжь и другое... Все немедленно вернуть на бригадные дворы. Землю, инвентарь и тягло немецкие власти даром не раздают - заслужить надо, заработать. У меня тут записано, кто что взял. В любое время можем за все спросить. Предупреждаю: кто зарежет хоть какую-нибудь артельную животину - и не дай бог, корову или телку!
– понесет суровую кару... Свежее масло и яйца будем сдавать по десятидворкам каждую неделю военному гарнизону. Будем внедрять новый, строгий порядок, станичники, во славу великой и непобедимой Германии и донской республики. Еще раз спасибо, уважаемые станичники, за оказанную честь и доверие. Спасибо немецким властям в лице герра Трюбе.
Приняв перед кинокамерами величественную позу, штурмбанфюрер громко произнес, обращаясь к станичникам:
– Любить свой атаман! Слушать свой атаман!.. Служить ему преданно, атаман преданно... атаман служить преданно германская власть!
Его помощник, переводчик и полицмейстер захлопали в ладоши, давая знать другим. Похлопали полицаи. Атаман Ригорашев призвал жестом своих станичников поаплодировать. Они послушались.
Трюбе еще раз пожал руку Ригорашеву, сказал удовлетворенно:
– Энде гут - аллес гут!.. Это... Конец хороший - всё хорошо.
Отпуская народ по домам, новый атаман сказал:
– Казаки, ставлю два ведра водки!
– Урра-а!.. Спасибо, атаман, обмоем тебя на славу!
– раздались благодарные крики стариков.
– О-о, это есть интересно!
– произнес комендант, записывая.
Глава шестая
Егор никак не мог избавиться от душевного гнета. Он словно бы удавку ощущал на шее - задыхался. А в сердце копился гнев, возрастало напряжение, как в гранате, в которую уже вложили запал, и оно могло в любое мгновение разорваться и разнести в клочья не только его тело, но и все подворье. Он метался из куреня во двор, со двора в сад и обратно.
Бабка Панёта, отдыхавшая после круга на лавкe под грушей, с грустной улыбкой следила за ним. Наконец не выдержала, спросила:
– Ну чего ты мышкуешь? Чего доводишь себя до кипения, как дед Миня?.. Вижу, вижу, зараз схватишься за кувалду и, как и он тогда, станешь за кабанцом гоняться. Помнишь, мы того кабанца осмалили и съели?.. Может, и для тебя выпустить кабанца из катуха? Погонялся бы ты за ним, успокоился бы, а?..
Егор остановился посреди двора... и засмеялся. Его в один миг перебросило в прошлое, в солнечное детство, в чудесный довоенный день!.. Был, был такой смешной случай. Теперь, издали, он кажется смешным, милым, но тогда, правду сказать, он выглядел по-другому...
Как-то, насовав свежей травы в кормушку кабанцу Труше, Егор взял тяпку, чтобы выгрести навоз из катуха. Наглый и хитрый Труша с нетерпением дожидался этого момента. Едва Егор осторожно приоткрыл дверцу, как тот, кинувшись с разгону, клином вошел в щель и выскочил из катуха. Егор упал, отброшенный ударом, вскочив, прыгнул на кабана, но тот оказался проворней.
– Найда, куси его!
– закричал Егор, хватая палку. Миня запустил в Трушу молотком, но не попал и еще пуще рассердился:
– Панёта, ты где?!. Опять кабан, чертяка, убег! Бабка расторопно выбежала из кухоньки, но подлый зверь оскалился, как собака, сковырнул ее с дороги и ринулся на огород пропахивать длинным рылом молодые овощи. Его никогда никто не мог остановить.
– Чтоб ты сдох! Чтоб тебя холера сгноила!
– ругалась Панёта, прикладывая к ушибленной ноге капустный лист. Миня, барахтаясь в тыквенных плетях, хрипел с натугой:
– Убью! Кровь по капле выпущу!
Шуму на огороде было столько, будто ловили жулика или осаждали волка. И все призывали Найду расправиться с проклятым кабаном
Найда наконец схватила за хвост проворного и хитрого Трушу, притормаживая, проехалась задом по петрушке. Но кабан, резко крутнувшись, поддел ее под брюхо, отбросил на грядку баклажанов. Оскорбленно взлаяв, Найда налетела на него грудью сбоку, пытаясь опрокинуть, однако он растопырился в мягкой огуречной грядке и сильно ударил ее рылом в живот. Шутки кончились. Найда с прыжка оседлала кабана, рванула за розовый загривок клыками. Брызнула кровь. И тут Труша забыл, что он прирученное домашнее животное. Дико всхрапнув, он набросился на собаку: топтал ее, грыз и катал по грядкам. Он был необычайно поворотлив и стремителен. Озверела и Найда. Они повели жестокий поединок - не на жизнь, а на смерть, с кошмарным рыком, визгом и кровью. К ним было страшно приблизиться.
– Боже мой!.. Что Гни делают?!
– причитала Панёта, подняв руки к небу.
Миня бросал в кабана камни издали. Егор робко приблизился к нему, размахивая дубиной.
– Цель по рыле! Бей покрепче!
– советовал дед, пританцовывая от возбуждения.
Первый удар пришелся Труше по спине, второй, весомей, - меж глаз. Кабан осатанело кинулся на Егора, но промазал, сорвался в балку с обрыва. С визгом побултыхавшись в холодной воде, он выбрался на ту сторону балки и скрылся в атаманском саду.