Внуки красного атамана
Шрифт:
– Так. Хорошо! Спросить. Битте!
– дал согласие Трюбе, сделав какую-то пометку в записной книжке.
– Станичник Варакуша, ты где? Выдь, стань перед кругом, - призвал Витютя.
Варакушин вышел за линию, сделал поклон в сторону коменданта.
– Балда, первый поклон кругу делают!
– поправил его Витютя.
– Делать поклон кругу, - сказал Трюбе Варакушину и, когда тот исполнил его приказание, спросил у переводчика: - Что есть балда?
Тот некоторое время растерянно разводил руками, наконец
– Балда - это такое... такое... Это нецензурное слово, repp комендант.
Полицмейстер Кузякин неожиданно прыснул смехом. Трюбе посмотрел на него, усмехнулся и что-то снова записал.
– Станичник Варакуша, где артельные деньги?
– спросил
Витютя, подступая к нему.
Тот даже подскочил от неожиданного вопроса. Закричал в панике:
– Я не брал, станичники! Ей-богу!.. Наговаривают на меня...
– На воре шапка горит, что ли?
– остановил его Витютя.
– Я о чем спросил? Куда делись артельные деньги? Ты ведь артельную кассу эвакуировал вместе с коровами...
– Я не знаю!.. Я не видел... Деньги где-то спрятал председатель Табунщиков!
– Врешь, стерво собачье!..
– начал было ругаться Витютя, но тут Кузякин снова прыснул смехом, и комендант резко поднял руку.
– Стоп! Айн момент! Один секунд.
– Повернулся к переводчику.
– Ви хайст? Что есть это? Как назвать по-немецки? Переводчик промямлил:
– Казачье ругательство... Непереводимо...
– Переводить!
– Трюбе нетерпеливо хлопнул записной книжкой по ладони.
Ригорашев повел глазами в сторону Грини. Тот, вытаращиваясь и часто мигая, по-военному отрапортовал:
– Стерво собачье - дас ист шайзе хунд!..
Комендант записал выражение и, глядя на Варакушина с недоумением, с той же жестко-презрительной усмешкой проговорил:
– Да хабен вирс[14]!
– Еще один вопрос имею до Варакушина, герры господа!
– Витютя поднял руку, требуя к себе внимания.
– Говорить!
– разрешил Трюбе.
– Варакуша, ты сказал, мол, председатель Табунщиков спрятал артельные деньги... А где он сам, председатель Табунщиков? Ты же все время с ним был, должен знать!
У Варакушина подогнулись ноги от этого вопроса, и он непроизвольно бросил вороватый взгляд на штурмбанфюрера, пробормотал:
– Я не знаю... Станичники, клянусь...
– Врешь! Ты все знаешь, христопродавец!
– раздались голоса.
– Молчать!
– приказал Трюбе.
Ригорашев сделал успокаивающий жест, и толпа послушно притихла.
Комендант поговорил о чем-то с переводчиком, и тот, пригласив Варакушина подняться на крыльцо и стать рядом с Ригорашевым, обратился к Витюте с едкой ухмылкой:
– Послушай, старик...
– Невежа!
– оборвал Витютя.
– Обращайся ко мне на "вы" и по имени-отчеству!
– Он выпятил грудь, на которой звякнули кресты и медали.
–
– Так!
– покивал головой комендант, с виду довольный всем, что происходило.
– Величать герой - казак донской!
Переводчик даже пожелтел от злости, и рот ему перекашивало, когда он произносил следующие слова:
– Виталий Севастьянович, а не согласились бы вы сами стать атаманом?.. Вы, видно, очень идейный казак, и вас уважает коллектив...
Витютя усы подправил, ножку вперед выставил. Кинокамеры стрекотали, целясь в него объективами.
– Уважать уважают меня станичники, это верно. Но куды мне в атаманы!.. Я свое пожил. Молодых надо выдвигать... Да и не дюже я идейный.
– Витютя, прикрыв один глаз, прицелился в переводчика.
– Вот ты молодой еще, а дюже идейный был, знаю я. Детей наших идейному учил...
– Станичники, есть еще какие кандидатуры?
– спросил бывший учитель немецкого языка, пряча глаза. Из толпы в ответ закричали:
– Нет больше кандидатур!
– Давайте голосовать!
– Есть достойная кандидатура - Ригорашев!
– А мы-и за-а Ва-а-раку-ши-ина-а!
– тянул Плаутов.
– Отлично!
– комендант кивнул.
– Голосовать.
– Кто скажет слово о кандидате Варакушине?
– спросил переводчик.
Плаутов, толстый, с виду представительный старик, вышел вперед и натужно закричал писклявым, почти женским голосом:
– Ка-за-а-ки-и!.. Вараку-у-ши-и-ин - преданный слуга царя-батюшки, помазанника божьего!.. Ва-рра-а-куши-и-на-а... В толпе раздались смех и возгласы:
– Дурак сивый! Какому царю-батюшке? Варакушин, глядя исподлобья на выжившего из ума старика, что-то злобное пробормотал себе под нос.
– Дальше!
– поторопил Трюбе.
– Кто скажет слово о кандидате Ригорашеве?
– спросил переводчик.
– Позвольте мне!
– Из круга вышел Ион Григорьевич. Он повернулся боком, обращаясь и к "президиуму" и к станичникам.
– Положение вещей показывает нам, уважаемые станичники, что атаманом должен стать достойный станичник Ригорашев. Он - уважаемый в обществе человек, хороший хозяин. Людей понимает, умеет ими руководить... И он человек потерпевший - от прежней власти пострадал. Голосуем за него, станичники!
– Голосуем! Голосуем!
– дружно откликнулся народ.
– Дальше!
– дал указание Трюбе. Переводчик продолжил:
– Господин комендант, имеющий ученую степень бакалавра, знаток и ценитель истории донского казачества, Предлагает вам голосовать за атамана не руками, а голосом - по старому казачьему обычаю. По-настоящему голосовать. Кричать надо, понятно?
– Понятно! Будем кричать!
– станичники знали от своих десятидворщиков все, что надо, и проявляли понятливость и организованность.