Во имя Абартона
Шрифт:
– Ректор не принимает, - из небольшой подсобки выглянул секретарь, руки все в мыле, на подносе четыре не до конца отмытые чашки.
– Примет, - зловеще пообещал Реджинальд. Взгляд его упал на чашки.
– Чай, отличная идея.
И он распахнул дверь.
– Реджи?
– вон Грев встал из-за стола, разглядывая незваных гостей удивленно. Потом улыбнулся, и в который раз за последнее время Мэб подумалось, что это удивительно неприятный, фальшивый человек. Даже странно, что прежде она этого не замечала.
– Рад, что вы поправились. Леди Дерован.
– Профессор, - поправил Эншо с ухмылкой
Он взглядом указал на одно из кресел, и Мэб села, не став спорить. Реджинальд задержался на секунду, закрывая старинный засов, которым не пользовались, должно быть, лет пятьдесят — в конце концов в дверь был врезан совсем недавно современный заговоренный замок — и сел в соседнее кресло. Вон Грев следил заними молча, удивленно, и постепенно на лице его проступало возмущение. Так же медленно оно сменилось гневом, лоб и щеки затопила алая краска.
– Что вы себе позволяете, Эншо?
– просипел вон Грев.
Рука его потянулась к звонку. Мгновение, и в комнату ворвется секретарь. А может и Кэрью с бравыми молодцами. Мэб отчего-то не сомневалась, что на зов ректора полиция явится без промедлений. Однако Реджинальд выставил на стол поверх стопки личных дел флакон, и рука ректора замерла, а потом и вовсе упала на подлокотник.
– Я выяснил, что за зелье было применено, - жизнерадостно объявил Реджинальд.
– Правда я молодец?
Ректор совершенно машинально кивнул. И в эту минуту Мэб окончательно осознала: виновен. Он смотрел на флакон, точно зная о его содержимом, и испытывал при этом не закономерный страх, который должен бы был охватить человека, имеющего дела с опасным, запрещенным веществом. Нет, здесь было какое-то иное чувство. Досада пополам с обреченностью, а еще — какая-то злость.
– Я тем более молодец, дорогой ректор, что проделал эту работу в одиночку. Ни Сэлвин с Льюисом, ни ребята из лаборатории не получали от вас осколки. Знаете, в свете этого я нахожу оскорбительным, что вы мне их дали.
– Я забыл, что вы из де Линси, - пробормотал вон Грев, не сводя с флакона напряженный взгляд.
Мэб поерзала на кресле.
– Зачем?
– спросила она сиплым, неживым голосом. Это единственное сейчас имело значение. Зачем? Была ли у этой нелепой, безумной истории какая-то весомая причина.
Не то, чтобы наличие такой причины позволило бы ей простить или понять вон Грева, но, возможно, было бы не так обидно.
Ректор немного расслабился, откинулся на спинку кресла и слабо улыбнулся. Улыбка вышла плохая, фальшивая, жалостливая и ядовитая. Мэб передернуло. Захотелось сбросить с себя эту улыбку, как каракатицу.
– Я сожалею, леди Мэб. Мне не хотелось вас вмешивать. Но выбора не было. Из всех женщин Абартона, родовитых достойных женщин вы единственная не поддерживаете отношения со своей семьей.
Реджинальд взлохматил волосы.
– Вашей целью была Мэб? Зачем, ректор? Назовите хотя бы одну разумную причину!
Еще одна улыбка вон Грева вышла такой же противной, но ко всему прочему какой-то усталой. Словно он был бесконечно утомлен, а этот разговор выпивал последние его силы. Впрочем, кому же понравится быть пойманным за руку?
– Мы стремительно теряем влияние, Эншо. Престиж. Уважение. Мы еще держимся
– В Эньюэлс! И следующей осенью король собирается пропустить наш ежегодный бал, а вместо этого направиться туда, в Эньюэлс, в это серое, примитивное, дешевое место!
– При чем тут леди Мэб, «Грёзы» и вся эта мерзкая история?
– сухо спросил Реджинальд, накрывая пальцы Мэб горячей ладонью. Только теперь она сообразила, что по коже бегают искры, и подлокотник местами уже обуглился.
– Нам нужно вернуть Абартону былую славу, - спокойно продолжил вон Грев.
– Восстановить былое величие, а для этого необходимо избавиться от всего наносного, от всего того, что разрушало Абартон изнутри последние десятилетия. Я уважаю вас, Эншо, действительно уважаю, но таким, как вы здесь не место.
– Таким как… - Реджинальд осекся. Рука его потяжелела, он до боли сжал пальцы Мэб, но отпустил прежде, чем она даже успела ойкнуть.
– А давно вы это затеяли. Поддержали создания Колледжа Шарлотты, одобрили откровенно сомнительные кандидатуры. Дочери шлюх и моряков, что может быть хуже для Абартона, верно? Они непременно создадут проблемы. Не думаю, что вы стравили между собой Королевичей и Ариев, но не угомонили, это точно. Еще и подлили масла в огонь, дали избалованным мальчишкам вроде Миро в руки все карты. Позволили бить, как им вздумается. Ну а взрыв в Лидэнс был для вас настоящим подарком. Позволил смешать классы «неподобающим образом», так, кажется, говорил Доктор Джермин. На что вы надеялись, вон Грев? Что мы с леди Мэб придушим друг друга? Блестящий план!
Реджинальд потер переносицу. Вздохнул тяжело, мученически, потом выпрямился, опираясь о подлокотники, подался вперед и внимательно посмотрел через стол на ректора.
– Зелье-то зачем?
Вон Грев бросил короткий, как Мэб показалось, вороватый взгляд на флакон. Повисло молчание. Захотелось вскочить и выбить из ректора ответ, но она осталась сидеть, цепляясь за подлокотники и переваривая все сказанное. Бред сумасшедшего! И тем не менее, если судить по реакции вон Грева, в своих выкладках Реджинальд прав.
Молчание затянулось. А потом вон Грев вдруг причмокнул губами и грустно улыбнулся.
– Я полагал, что вы не станете терпеть подобное унижение, леди Дерован. Сложно было вообразить, что вы — шлюха, которой нравится трахаться с простолюдином.
Подлокотник, в который Мэб цеплялась обеими руками, обуглился, покрылся изморозью и в мгновение ока рассыпался в труху.
Глава пятьдесят первая, в которой развеиваются «Грёзы»
Послышался треск дерева, громкий и фальшивый, точно шумовой эффект в кинокартине. Реджинальд повернул голову, стараясь при этом не выпускать вон Грева из поля зрения. Этот человек не был нормален, а значит не следовало быть с ним беспечным. Мэб выглядела удивленной. Платье ее усеяла мелкая щепа, руки покраснели. Реджинальд сжал кулаки. Нет, он не кинется сейчас на помощь, как бы того не хотелось. Только не при вон Греве.