Во имя Абартона
Шрифт:
Еще минута на размышления была уже совершенно лишней. Мэб обругала себя за все те глупости, которые успела надумать и запланировать, прошла через комнату, стараясь ступать тихо, чтобы скрипучие половицы не разбудили Реджнальда, и отодвинула лампу в сторону. От нее пахло металлом и нагретым камнем. Потом, ворча под нос, Мэб расшнуровала и стянула с Реджинальда ботинки, отставила их в сторону и потянулась за пледом. Реджинальд пробормотал что-то во сне, тихо и неразборчиво. Мэб замерла, боясь пошевелиться, издать хоть один звук. Что он сказал? Однако Реджинальд также не издал больше ни звука. Мэб укутала его плечи пледом, погасила лампу и присела на край постели. Провела ладонью по щеке мужчины, чувствуя пальцами отросшую щетину. Непривычно было видеть Реджинальда таким, слегка неряшливым; обычно он идеально одет и застегнут на все пуговицы, с галстуком, узлу которого позавидовал бы и отец. Непривычно и приятно отчасти, словно на скрытая сторона Реджинальда принадлежит только ей.
От этой мысли Мэб тоже отмахнулась. Пальцы ее продолжили ласково поглаживать лицо мужчины, перебирать его волосы. Реджинальд снова пробормотал что-то сквозь сон, поднял руку и накрыл ее ладонь, чуть сжал.
– Спи, - Мэб аккуратно вытащила свои пальцы и поднялась, отчетливо понимая, что пытается сейчас сбежать.
И сбежала, сбежала куда поспешнее, чем требовалось, скрипя на каждом шагу. Реджинальд, измотанный, все еще страдающий от последствий магического истощения, так и не проснулся.
В своей комнате Мэб постояла некоторое время на пороге, потом подошла и раскрыла окно. Обычно она так не делала, но в последние дни приобрела из-за Реджинальда эту привычку, оказавшуюся приятной и полезной. Из сада пахло цветами и совсем немного — гнильцой. Нужно вырезать увядшие цветы, пока не налетели какие-нибудь вредители, питающиеся ими. И найти садовника, который присмотрит за розами и травным огородом, до конца каникул.
Тут Мэб оборвала себя. Хватить строить планы, хватит думать о возвращении в этот коттедж. Хватит. Пока не нужно.
Она легла в постель, также не раздеваясь, сложила руки на груди и принялась рассматривать потолок. Будь на нем написано откровение, это бы сильно помогло Мэб, мысли которой метались с предмета на предмет, меняя одно решение за другим. Исчезнуть до рассвета. Поговорить с Реджинальдом. Признаться. Хорошенько обдумать. Убедиться в своих чувствах. Задвинуть их куда подальше. Поговорить с Реджинальдом. Не поднимать больше эту тему. Исчезнуть до…
Резкий звонок заставил Мэб подскочить на месте так резко, что в спине что-то хрустнуло. Комнату заливал яркий солнечный свет; судя по всему, было уже за полдень. Звонок снизу продолжал надрываться, и Мэб не сразу поняла, что это чарофон. Линии были проведены во все коттеджи здесь и во все дома профессорского городка, но Мэб редко ими пользовалась. Громкий, металлический звон застал ее врасплох. Не до конца проснувшаяся, с глазами зудящими так, словно в них песка насыпали, она скатилась с кровати, кое-как разыскала туфли и медленно пошла вниз. Звонок все надрывался и надрывался, человек оказался удивительно настойчив.
– Алло?
– голос у Мэб со сна был хриплый и походил на воронье карканье.
– Аристократическое похмелье, кузине?
– рассмеялся собеседник.
– Квентин?
– Мэб моргнула несколько раз, собирая разбегающиеся мысли.
– А, Квентин. Да, в смысле, нет. Доброе утро.
Она бросила взгляд на часы, висящие в прихожей вечным напоминанием профессору не опаздывать на лекции. Мэб не всегда отличалась пунктуальностью, увы. Сейчас часы показывали двенадцать — двадцать четыре, и она безбожно опоздала повсюду. А ведь в Абартоне, кажется, еще не завершились все экзамены. Если о них, конечно, не позабыли за всей этой суматохой.
– Можешь спать спокойно, дорогая кузина, - продолжил с улыбкой в голосе Квентин.
– Никакие приворотные зелья им не грозят. Ни официально, ни на черном рынке ничего из тобой перечисленного не продавалось в последние четыре года. Так, чтобы кануть во мрак, имею в виду. Из-под полы сейчас больше «волосами Вероники» торгуют.
– Это что такое?
– рассеяно спросила Мэб, пытаясь осознать сказанное.
– Наркотик. С тебя, дорогая кузина, бутылка басмельенского когда я в августе наведаюсь в Имение. Целую, - и Квентин повесил трубку, всегда такой настойчивый и порывистый.
Мэб медленно положила трубку и повернулась на скрип ступеней. Реджинальд, бледный и растрепанный, стоял на лестнице, глядя на нее сверху вниз. Лицо оставалось в тени, и Мэб дорого бы дала, чтобы увидеть и понять его выражение.
– Что-то случилось?
– Кузен Квентин. Говорит, что ни официально, ни на черном рынке запретные ингредиенты не всплывали. Так что я решительно не знаю, откуда в Абартоне взялись «Грёзы спящей красавицы».
– Действительно, - эхом отозвался Реджинальд.
– Откуда…
Глава сорок девятая, в которой развеиваются «Грёзы»
Реджинальд спустился на несколько ступеней, не сводя взгляд с Мэб, застывшей с чарофонной трубкой в руке. Слова сбили его с толку, и разом позабылось все, что он собирался сказать сегодня с утра. Впрочем, это также избавило его от мучительной необходимости выбирать между глупым признанием — и серьезной опасностью быть отвергнутым — и сухим прощанием.
– Твой кузен уверен?
– Ты только что оскорбил единственного моего приличного родственника, Эншо, - хмыкнула Мэб, возвращая трубку на рычаг.
Реджинальд спустился на несколько ступеней и сел прямо на лестнице, потирая переносицу.
– Откуда в Абартоне «Грёзы» спящей красавицы… Откуда…
– Возможно… - начала Мэб.
– Если Служба по контролю говорит, что ничего не выявлено, - покачал головой Реджинальд, - значит каждое вещество проследили от момента продажи до использования, легального или нет. «Не всплывали» в данном случае означает, что все, что могло, потонуло должным образом. Они знают, где и что было использовано. А значит, никто не мог создать это зелье. Тогда, возникает закономерный вопрос, откуда оно в Абартоне?
Мэб пожала плечами.
Реджинальд встал, спустился к подножию лестницы и попытался повышагивать в прихожей, но это было совершенно бессмысленно. Вся комнатка была — пара шагов в поперечнике, и он то и дело утыкался в стену или в дверь. Тогда он шагнул в гостиную, замер над креслом и принялся разглядывать старую, потрескавшуюся от времени кожаную обивку. Благородные следы прожитых лет.
Откуда в Абартоне это зелье?
Благородные, значит, следы. Лет.