Во имя Абартона

Иорданская Дарья Алексеевна

Первые пятнадцать минут после ухода Мэб, а за ней и Льюиса, он составлял списки студентов, которым грозит пересдача. Обладая безупречной памятью, Реджинальд мог бы и индивидуальное задание каждому придумать, но очень скоро это не то, чтобы наскучило. В Университете такие дела творились, что пересдача двоечников была наименьшей его заботой. Все сдадут рано или поздно, так или иначе.

Мысли его перескочили, однако почему-то не на проблемы Абартона, а сперва на антидот, а потом плавно — на Мэб. И то были невеселые, а главное — глупые мысли. О том, например, что минувшая

ночь потрачена совершенно бездарно, а следующей уже никогда не будет. О том, как Мэб хмурится, когда раздражена чем-то, и иногда ерошит волосы, безнадежно портя свою модную стрижку. Или как порой энергично, с гневом или воодушевлением стучат каблучки ее практичных туфель.

Стучат, к слову, совсем близко.

Первым в палату ворвался доктор Льюис, готовый, кажется, грудью защитить своего пациента. Следом за ним решительная благодаря своему бесстрашию — или по незнанию — Мэб Дерован. Реджинальд не рискнул бы лишний раз спорить с доктором, Мэб же все было нипочем.

– Вы не понимаете, доктор! Это необходимо!
– восклицала она, как заевшая пластинка.

– Необходим, леди Мэб, покой, хорошее питание и витамины. А все остальное…

– Речь идет о порядке в Университете! И о безопасности его учеников и преподавателей!

– Я со своей стороны, - отвечал Льюис монотонно, словно надеялся, что женщина заскучает и уйдет, - делаю для этого все возможное, и потому не могу дать разрешение…

– О чем вообще речь?
– поинтересовался Реджинальд.

Мэб выглянула из-за плеча доктора, окинула его задумчиво-встревоженным взглядом и, кажется, осталась вполне довольна. На лице ее появилась улыбка, за которую можно было убить: нежная, теплая, приветливая. Реджинальд сглотнул. Спустя пару мгновений повторил вопрос сиплым голосом:

– О чем речь?

Мэб отодвинула доктора Льюиса — лезть в драку с женщиной он, конечно же не стал — и присела на край постели. Вытащила из кармана артефакт.

– Твоя пудреница работает.

– Моя… что?
– поперхнулся Реджинальд.

– Ну уж извини, - смущенно хмыкнула Мэб.
– Сходство потрясающее. В музее следы сильного артефакта, судя по твоим таблицами — уровень десятый, не меньше. Главным образом возле разодранной картины, но и по всему музею есть следы.

– Вы о «пьютских ножах»?
– заинтересовался Льюис. Подвинув стул ближе, он сел на него верхом. Сразу вспомнилось, что в студенческие годы — Льюис был старше Реджинальда всего на два курса — он отличался изрядным озорством, игривостью и любовью к розыгрышам. Кабы не талант, выгнали бы курсе на четвертом. И, кажется, до сих пор доктор не до конца остепенился.
– Я был прав, это артефакт?

– Точных данных мой артефакт пока дать не может, - покачал головой Реджинальд.
– Но я над этим работаю. О чем, позвольте узнать, у вас был спор?

Мэб очаровательно улыбнулась.

– Наш дорогой ректор согласился дать нам осмотреть студентов с этой пуд… с артефактом.

– Ты его опять шантажировала?
– поинтересовался Реджинальд, сам не в силах сдержать улыбку.

– Самую малость. Через два часа… уже

через час сорок всем нужно собраться в Ротонде. Нужно, чтобы присутствовали профессора и аспиранты с кафедры артефакторики и ты, на случай, если возникнут вопросы и сомнения, разрешить которые я не смогу. А доктор… - Мэб метнула на Льюиса недобрый взгляд.

Доктор вздохнул мученически.

– А доктор настаивает, что вам, профессор Эншо нельзя пока работать с артефактами. Тем более с недоработанными, нестабильными и…

– Вы сейчас оскорбляете мои таланты и умения, - проворчал Реджинальд.
– Мэб… профессор Дерован права, доктор. Мое присутствие необходимо, чтобы вон Грев в случае чего не пошел на попятный, и чтобы никто не ставил результаты под сомнение. Но я могу поклясться, что не прикоснусь к этому артефакту, тем более, что он настроен на Мэб.

Льюис посмотрел на Реджинальда, потом перевел взгляд на Мэб, продолжающую сжимать артефакт в руке, и мученически вздохнул.

– Вас ведь не переупрямить, верно? Хорошо, будь по вашему. Идем в Ротонду. Но, Реджинальд, после этого вы будете соблюдать все мои наставления положенный срок. И если возникнут какие-либо осложнения, меня винить не нужно.

Реджинальд с готовностью кивнул.

– Пришлю вам одежду, - Льюис поднялся.
– И приготовлю укрепляющую настойку. И вам тоже, профессор Дерован. Что у вас за привычка такая — работать с непроверенными до конца артефактами? Вон вы какая бледная!

Продолжая ворчать себе под нос, доктор вышел и оставил Реджинальда и Мэб наедине. Отчего-то повисла неловкая пауза. Мэб смотрела в сторону, нервно поглаживая ребро артефакта пальцами. Этот жест вызывал у Реджинальда смутное, неуверенное какое-то томление. Чары, приглушенные то ли нервным и магическим истощением, то ли магическим фоном, еле ворочались, но неспособны были вызвать какое-либо желание. Оставалось это странное томление и Реджинальд, увы, слишком хорошо понимал его природу.

Он уже начал тосковать по Мэб Дерован.

Все закончится совсем скоро.

– Антидот в порядке, - сказала Мэб. Розовый язык быстро облизнул пересохшие губы.
– Я погрузила его в стазис. Хочу, чтобы вы взглянули.

Реджинальд кивнул, продолжая разглядывать ее. Не в силах отвести взгляд. Мэб в свою очередь смотреть на него избегала.

– Вы действительно… Как ваше самочувствие?

– Льюис драматизирует.

– Не думаю, - покачала головой Мэб.
– Вчера вы выглядели ужасно.

Она наконец повернула голову и посмотрела на Реджинальда в упор. Глаза блестели, как он сильно надеялся, не от подступающих слез. Он знал несколько отличных способов утешить плачущую Мэб Дерован, но все они были несколько неуместны. И ужасно заманчивы.

Теперь уже его собственные губы пересохли и пришлось их облизывать. Мэб вновь отвернулась.

– Вечером все закончится, леди Дерован… Я закончу антидот и, думаю, уже к полуночи мы будем с вами совершенно свободны.

– Едва ли, - покачала головой Мэб.
– Вам нужно еще пару дней провести в больнице.