Во имя Абартона
Шрифт:
Наутро Мэб в полной мере оценила тот страх, который внушал почти всем студентам поголовно, а также многим преподавателям тишайший доктор Льюис. Он зашел в палату, постоял немного, разглядывая своих сонных пациентов, а потом заговорил тоном тихим, мерным, лишенным какой-либо угрозы. И все равно было страшно. Этим ровным, покойным тоном он расписал все возможные последствия магического истощения, необдуманных поступков, глупостей, и не без удовольствия предрек своим строптивым пациентам близкую и мучительную смерть, если они не поумнеют. А потом сделал какие-то замеры, согнав Мэб с узкой койки, и отправил медсестру за завтраком.
Вернуться к постели Мэб уже не рискнула, несмотря на то, что Льюис ушел. Вместо этого она подтащила поближе стул.
– Он действительно пугает…
– Ты еще с Сэлвином дела не имела, - хмыкнул Реджинальд.
– Кое в чем он определенно прав: на подвиги меня пока не тянет. Тебе придется самой все сделать.
Мэб кивнула задумчиво.
– Начну с музея. Там искали что-то и определенно использовали запрещенные амулеты. Только вот… как определять то? Я имею в виду… - Мэб развела руками.
– Я могу узнать, применялась или нет магия, понять примерно ее природу — и все.
Реджинальд ухмыльнулся.
– А вот на этот счет у твоего гениального компаньона действительно найдется кое-что полезное.
В результате, покончив со скудным, почти безвкусным больничным завтраком — всегда казалось, он такой, чтобы студенты поменьше залеживались и не симулировали — Мэб получила длинный список рекомендаций, написанный лично доктором Льюисом, и отправилась домой. Хотя она отсутствовала всего ночь, в коттедже словно бы пахло запустением. Виной тому были цветы в палисаднике, увядшие и осыпавшиеся, роняющие под легким ветерком последние лепестки. Увы, они оказались слишком чувствительны к магическому выбросу.
Встревоженная, Мэб первым делом проверила антидот и, следуя указаниям Реджинальда — они тоже были изложены на бумаге и несколько раз подчеркнуты красным карандашом — извлекла и вновь опустила в колбу аметист. Зелье замерцало перламутром и лазурью, что внушало определенную надежду: оно не было испорчено. Повторив процедуру еще дважды, Мэб внимательно изучила колбу, а потом отставила ее. Нет. Искушение несомненно велико, но — нет, не сейчас. Пусть лучше Реджинальд сперва изучит антидот и скажет, готово или нет. Глупо пить непроверенные жидкости. Повторив это вслух — так звучало значительно убедительнее — Мэб сплела вокруг зелья кокон, погружая его в стазис. Сутки потерпят и она, и Реджинальд, и уж тем более зелье.
После Мэб поднялась наверх, переоделась и с немалым сомнением шагнула в спальню Реджинальда. В эту минуту она ощущала себя воровкой, проникшей на запретную территорию. Хотя, с чего бы? В этой комнате она уже была в первую же ночь, когда они вдохнули «Грёзы». Тогда, правда, было и не до смущения, и не до любопытства. В этот раз Мэб остановилась на пороге, оглядываясь. Чары словно бы притупились, она уже не испытывала былого вожделения, но при взгляде на кровать к щекам прилила кровь. Мэб облизнула пересохшие губы и отогнала непрошенные видения. Нет, плохая, очень плохая идея. Льюис за подобное убьет ее. Ну, не убьет, конечно, но залечит до смерти, это точно. Секс в больничной палате — очень плохая идея.
Несколько раз ударив себя по щекам, Мэб быстрым, решительным шагом пересекла спальню и распахнула дверь в гардеробную. Она была того же размера, что и комната, где Мэб хранила белье и платья, но казалась в разы просторнее. По стенам были устроены полки и шкафчики, заполненные коробочками, флаконами, папками. Все было снабжено ярлыками, надписано и лучшим образом систематизировано, поэтому нужный артефакт Мэб отыскала без труда.
«Образец экспериментальный, - пояснял Реджинальд, описывая принцип действия артефакта.
– Мне так и не удалось доработать его и запатентовать. Хотя, грешен, была такая мечта». Реджинальд Эншо — владелец патента Мэб позабавил. Ей в детстве приходилось не раз встречать подобных людей, талантливых изобретателей, которые кормились милостями отца. Они постоянно что-то разрабатывали, а лорд Дерован оплачивал исследования, опытные образцы, испытания, публикации, издержки и прикрытие мелких скандалов, которые возникали то и дело. Реджинальд, как подумалось вдруг Мэб, отцу бы понравился.
Она осторожно, памятуя об изобретателях ее детства — взяла артефакт и поморщилась: небольшая вещица, размером не больше пудреницы, завибрировала, подстраиваясь под нового мага, и эта дрожь отозвалась болью в висках. Боль все нарастала, казалось, голова вот-вот лопнет, а потом так же внезапно отпустила, оставив после себя звенящую пустоту. Мэб выдохнула. Реджинальд предупреждал об этом, собственно, подобная «подстройка» и была той досадной причиной, что до сих пор не давала ему получить патент на «сверхточный анализатор фона», как значилось на этикетке. Ну и еще то, что для работы ему требовалась колоссальная энергия, он мог запросто «выпить» мага, словно какой-то артефакт из сказки или страшной литературы. По счастью, сегодня утром магии в воздухе было разлито много больше, чем требовалось.
Когда «подстройка» закончилась, Мэб еще раз сверилась с инструкциями. Не доверяя своей памяти — и робея перед незнакомым артефактом — она записала все, что говорил Реджинальд. В его устах все звучало необычайно легко, но так, увы, никогда не бывало. Повторив еще раз инструкции вслух, для надежности, Мэб положила «пудреницу» в карман и отправилась в музей.
Вход в него, а также часть сопредельной территории все еще были оцеплены, и внутри перемещались без особого энтузиазма полицейские. Подобно Кэрью они воспринимали свою должность как что-то вроде бессрочного оплачиваемого отпуска. Они были правы долгое время, ведь в Абартоне и при университетском городке не происходило до этой весны ничего серьезнее пьяных драк и глупых студенческих выходок. Однако, опасные преступления все-таки стали происходить с неприятной регулярностью, одно за другим, и пора было начать работать. Но, кажется, сперва нужно было сменить весь штат, начиная с начальника полиции.
Лишний раз Мэб убедилась, что от полицейских никакого толка, когда ее беспрепятственно пропустили в музей.
Беспорядок стал еще больше, но теперь виной его стали сами полицейские. Все, что Мэб с Лили с таким трудом убрали, были разбросано, перевернуто, кажется, даже распотрошено. Люди Кэрью обладали редким умением создавать видимость кипучей деятельности, принося при этом минимум пользы и максимум разрушений. Теперь проще было, кажется, все содержимое музейных залов и хранилищ снести на свалку или сбросить в огонь, все начать заново. Мэб, оглядываясь, устало опустилась на краешек кресла и покачала головой. Все ее труды, несколько лет пусть не самой напряженной, но все же ответственной работы пошли прахом. Нужно в конце концов уже отказаться от этой сомнительной и малопочетной наделе должности и сосредоточиться на преподавании.
Вздохнув, Мэб отогнала невеселые мысли и вытащила «пудреницу» Реджинальда. Надо бы ей, пожалуй, придумать какое-то название посолиднее, если, конечно, она будет работать. Еще раз сверившись с инструкциями, Мэб активировала артефакт, поднялась с кресла и начала медленно обходить комнату за комнатой. Следы магии были, как и ожидалось, повсюду, но слабые, затухающие. Если «пудреница» находила что-то посущественнее древнего, наполовину выветрившегося заклинания, это отдавалось резкой болью в висках. Доработать артефакт, определенно, не помешает.