Во имя Абартона
Шрифт:
– Мне это показалось забавным, - с каменным лицом ответил юноша.
Теперь уже прокашлялся Реджинальд. Побарабанил по столу.
– Запугивали и шантажировали тоже вы, господин Дильшенди?
Маркус кивнул.
– Зачем?
– Мэб прикусила губу.
– Это вам… тоже показалось забавным?
– Чтобы она не разболтала.
– Что?
Маркус Дильшенди бросил нервный взгляд через плечо, потом перевел его на подошедшего ректора.
– Можем мы поговорить при минимуме свидетелей?
Это прозвучало жалобно и совершенно не вязалось ни с обычным его поведением, не с той спокойной
– Что здесь происходит?
– спросил вон Грев хмуро.
– Господин Дильшенди желает сознаться, - пожал плечами Реджинальд. – При минимуме свидетелей.
– Резонно, - согласился вон Грев.
– Идемте в комнату для совещаний.
* * *
В комнате — такое название она носила исключительно потому, что «Зал Совета» Абартоне уже был, размерами она была почти со столовую — Реджинальд с трудом дошел до ближайшего кресла и рухнул в него. Доктор Льюис, пришедший под предлогом того, что пациенту требуется постоянный присмотр, сунул в руки фляжку с лечебной настойкой. На вкус было отвратительно. Мэб опустилась рядом, оставшиеся места поблизости заняли ректор, профессор Арнольд, Барнс, Дженезе Оуэн и еще несколько представителей внутреннего совета. Реджинальд в него не входил и потому чувствовал себя несколько неуверенно. В обязанности этого совета входили также разбирательства всех вопросов, связанных с нарушением этики, и потому при взгляде на них Реджинальд сразу же вспоминал сделанные накануне бала именные амулеты.
Дильшенди остался стоять, прямой как палка, напряженный, сцепивший руки за спиной.
– Итак, профессор Эншо, в чем дело?
– ректор глядел обвиняюще, и тут его можно было понять. Кардинал Дильшенди — дядя юнца — входит в ближайший круг королевы. Хуже того, если верить слухам, Генри Дильшенди — ее любовник. И следовательно, все, что затрагивает его и его семью, бросает тень на королеву Шарлотту. Это настоящее минное поле.
Реджинальд вытер украдкой вспотевшие ладони.
– Юный Дильшенди использует сильный маскирующий и блокирующий амулет. Он находится в списке запрещенных. В первой десятке, если быть точным.
– Ничего подобного в его личном деле нет, - нахмурился вон Грев.
– Маркус, это правда?
Дильшенди кивнул и вытащил из галстука булавку с небольшим молочно-белым камнем. Реджинальд повторно вытер вспотевшие ладони. На этот раз виной тому была зависть пополам с жаждой обладания. Касейенский белый нефрит! Камень невероятной редкости, дороговизны и магической мощи. Старик Барнс взял булавку рукой, обернутой носовым платком и поднес к глазам. Сощурился.
– Взгляните, Реджи.
Реджинальд даже руки поднести не смог: ощутил словно разряд тока, прошивший все его тела. Обессилено откинулся на жесткую спинку кресла, старинного и страшно неудобного.
– Уберите!
– потребовал доктор Льюис.
– Унесите от греха подальше!
Барнс пожал плечами и быстро — более молодым магам впору было завидовать — сплел вокруг булавки кокон, полыхнувший белым. Сразу же стало легче дышать, и все облегченно, со свистом выдохнули.
– Зачем вам этот артефакт, Маркус?
– вон Грев глядел с надеждой, словно этому должно было быть простое, невинное, безопасное
– Я… - глаза юноши беспокойно бегали. Показалось на мгновение, он попросит снова «поговорить при меньшем количестве народа», хотя, куда уж меньше.
– Я все расскажу, только не нужно вмешивать дядю.
– Уверяю вас, Маркус, никто в этой комнате не хочет вмешивать вашего дядю, - кивнул вон Грев.
Правильнее было сказать «связываться». Кардинал Дильшенди, несмотря на свой сан, слыл человеком жестким. Его врагом оказаться не пожелал бы никто.
– Он… он блокирует мой Дар.
Профессора переглянулись, потом посмотрели на вон Грева.
– В вашем личном деле нет упоминания Дара, - озвучил всеобщую мысль ректор.
– Указано, что у вас не очень высокий магический уровень, а дара нет вовсе.
– Отец… отец подделал, - это слово далось юноше с огромным трудом, - документы…
– При чем тут Лили?
– голос Мэб, холодный, острый, точно клинок, резанул по ушам.
– Она мне нравилась, мы встречались, - затараторил вдруг Дильшенди, растеряв свою строгую уверенность, равно как и напряженность. Он вдруг расслабился и стал похож на обычного испуганного, загнанного в угол мальчишку.
– Но потом она узнала об этом амулете и о моем даре, и мне пришлось сделать так, чтобы она замолчала.
Ногти Мэб царапнули подлокотники.
– Чтобы она замолчала…
– Пожалуйста!
– взмолился Дильшенди.
– Не вмешивайте дядю!
Ректор тяжело вздохнул.
– Изолируйте господина Дильшенди в… Яме. И пошлите за его отцом. Обойдемся пока без дяди. И ни слова никому!
Комната опустела в несколько секунд. Увели Дильшенди. Удалились, тихо переговариваясь, профессора. Ректор, провожающий их взглядом, выглядел так, словно собирается наложить на них страшную, нерушимую клятву. Был бы магом, наверняка бы проклял сейчас. А потом он повернулся к Реджинальду, и стало понятно, кого именно он хочет проклясть.
– Вы довольны?
– О чем вы, ректор?
– сухо спросила Мэб.
– Вы разворошили змеиное гнездо, леди Дерован, - вон Грев выругался вполголоса.
– Эньюэлс наглеет, король собирается осенью посетить его с особым визитом — возможно, отказавшись от бала в Абартоне!
– а у нас племянник ближайшего к королеве лица… Хуже и не придумаешь!
– Этот мальчишка оскорбил невинную девушку, - холодно напомнила Мэб.
– Невинную?!
– взорвался вон Грев.
– Леди Дерован! Мы с вами прекрасно знаем, зачем девицы приходят сюда! С единственной целью: если не выскочить замуж, раз уж им не позволяет положение, то найти себе богатого любовника.
Мэб побледнела. В волосах ее заплясали искры, и Реджинальд всерьез испугался за ректора. Вторая мысль была: если Мэб вздумает сейчас убить вон Грева, останавливать он не будет. Хуже того, он не присоединиться только по причине слабости. Однако Мэб вдруг успокоилась. Она разжала пальцы, стискивающие подлокотники, и поднялась.
– Я довольна, ректор. Очень довольна. Идемте, Реджинальд, вам нужно вернуться в постель.
Шаг, уходя, она печатала так, словно хочет втоптать кого-то в дубовый паркет комнат и коридоров.