Во имя Абартона
Шрифт:
– Мэб, - голос сел от напряжения.
– Мы — идиоты.
– Говори за себя, - проворчала Мэб совсем рядом.
Реджинальд обернулся, и оказалось, она стоит почти вплотную, растрепанная, кажется, еще до конца не проснувшаяся, с не до конца разгладившимся следом от подушки на лице. Реджинальду, чтобы не коснуться ее, пришлось сжать кулаки. Эффект «Грёз» сошел на нет, он чувствовал себя уставшим, вымотавшимся, но колдовство как таковое тут было не причем. А желание, скорее необходимость прикасаться к Мэб Дерован никогда не делась, и теперь уже не денется.
Реджинальд
– В Абартоне всегда было зелье, Мэб.
Сперва она сощурилась, а потом в глазах мелькнуло понимание. Мэб медленно поднесла руку ко рту.
– О, Небо!..
Реджинальд кивнул.
– Это так очевидно, это под боком, и поэтому просто не пришло нам в голову.
– Но это также означает, что злоумышленник — кто-то из Абартона. И либо он — величайший из волшебников современности, способный заморочить Лэнта, - Мэб поморщилась, - либо это кто-то достаточно влиятельный. И имеющий доступ в хранилище.
– Вернее всего второе, - нахмурился Реджинальд.
– Лэнт — голая функция, ему бы в тюрьме надзирателем служить. Он не выдаст из хранилища ничего без специального разрешения. Значит, либо это был человек, имеющий к «Грёзам» официальный доступ, что сильно сужает круг подозреваемых, либо у него при себе была разрешительная бумага, которую Лэнт обнюхал, лизнул, попробовал на зуб и самым тщательным образом запротоколировал. Идем!
Реджинальд, на ходу застегивая жилет, направился к двери, но на полпути вернулся и забрал артефакт, брошенный накануне на полочку. Действительно, потрясающее сходство с пудреницей.
– Проверим, были ли совершены какие-то манипуляции. Полагаю, сейчас, когда магический фон все еще высок, мы даже сможем сказать, открывали ли флакон в последнее время.
Мэб с мрачным видом отняла у него «пудреницу».
– Тебе нельзя колдовать.
Реджинальд хотел возразить, главным образом из-за того, что недоработанный артефакт причинял массу трудностей самой Мэб, но наткнулся на свирепый взгляд женщины и промолчал. Так же молча, совершенно не представляя, о чем говорить в сложившейся ситуации — странной и откровенно щекотливой — они дошли до хранилища.
Близилось окончание года, Абартон начал пустеть, его профессора и студенты разъезжаться, и к Лэнту потянулась очередь обреченных: сдать учебные пособие и, не дай то Бог!
– отчитаться о порче или утрате оных. Отдельные счастливчики, исхитрившиеся ничем не прогневать Лэнта в течении нескольких лет, писали заявки на следующий год, тихо шурша перьями. Пришлось занять очередь, хотя Реджинальду хотелось растолкать всех, взять хранителя за грудки и, встряхнув хорошенько, поинтересоваться, отчего он так плохо следит за опасными препаратами. Однако, доказательств пока не было, да и сил бы наверняка не хватило.
Сидели рядом, молча. Реджинальд совершенно не представлял, как ему начать разговор, почему молчала Мэб — ему было неизвестно. Может быть из-за того же чувства неловкости, а может быть ей попросту нечего было сказать. Она могла досадовать, что, пусть чары и сняты, им все еще приходится вести дела вместе. Никогда прежде Реджинальд не оказывался в подобной ситуации, и никогда прежде у него не было проблем с женщинами. Он попросту избегал благоразумно тех, кто мог доставить эти проблемы, и теперь вот так глупо попался и так безнадежно увяз.
– Реджинальд… - начала вдруг Мэб тихим голосом, но ее оборвал Лэнт, подошедший и вызывающий, как всегда смутную тревогу.
– Что у вас, профессор Эншо? Леди Мэб?
– Профессор Дерован!
– с досадой воскликнула Мэб.
* * *
Перед Лэнтом она всегда робела немного. То был человек, возможно, и не облеченный какой-либо особенной властью, но создающий впечатление немалого могущества, а то и — всемогущества. Он был спокоен, величествен, суров, и в целом напоминал Мэб ее первую гувернантку, вандомэсску госпожу де Вие, которая за полтора года ни разу не наказала девочку, и между тем исхитрилась превратить ее в тихое, запуганное существо одним своим взглядом. Заметив это, отец рассчитал де Вие, и Мэб думалось, окончила она свои дни где-нибудь в королевской тюрьме старшей надзирательницей, а то и директриссой. Лэнту также стоило бы хранить что-то посущественнее тетрадей и ученических артефактов, сокровища короны например.
– Что у вас, Эншо?
– нетерпеливо повторил Лэнт, указав на волнующуюся очередь.
Реджинальд вздохнул. Больше всего это походило на то, как ныряльщик набирает в грудь воздух перед почти безнадежным, опасным прыжком, хотя Реджинальд несомненно хотел, чтобы это выглядело солидно, с ленцой, возможно даже с угрозой. Не вышло.
– Насколько хорошо вы следите за вашим хранилищем, господин Лэнт?
Хранитель пошевелил бровью, и Мэб ощутила, как ноги ее прирастают к полу. Вспомнила: он ведь маг, и Дар свой нигде не афиширует. Как знать, может быть это что-то опасное? А может, он накладывает проклятья на всех нерадивых профессоров и студентов. Ходили в годы ее студенчества такие байки про одного из старших библиотекарей: якобы он проклинает всех тех глупцов, что не возвращают книги в срок, едят за чтением, загибают страницы и пишут на полях.
– Так это была проверка, профессор Эншо?
– по губам Лэнта скользнула жутковатая улыбочка.
– Те два амулета, что вы стащили.
Мэб бросила короткий взгляд на Реджинальда. Скулы его слегка покраснели.
– Можете быть уверены, я записал факт исчезновения амулетов в тетрадь убытия. Если потребуется, я немедленно укажу причину.
Реджинальд кашлянул.
– Что-то еще, профессор?
Реджинальд посмотрел на Мэб. Верно, это их общая тайна, и раскрытие ее грозит крупными неприятностями даже несмотря на то, что антидот уже выпит. Тем не менее Мэб кивнула.
– «Грёзы спящей красавицы», господин Лэнт. Каким образом пузырек с этим зельем оказался разбит на территории Абартона.
На долю секунды в голубых глазах Лэнта промелькнуло что-то человеческое. Уловить было сложно, но Мэб готова была поклясться, что это страх. Потом глаза снова стали суровыми, льдистыми и притом совершенно безмятежными. Лэнт жил, кажется, полностью убежденный в собственной правоте.
– Не могу сказать, профессор Эншо. «Грёзы» находятся в особом хранилище и выдаются только ограниченному кругу людей. Не думаю, что кто-либо мог воспользоваться ими для той прискорбной шалости несколько недель назад.