Во имя Абартона
Шрифт:
Реджинальд нашел в себе силы отодвинуться, отстраниться, упал на спину и — такое глупое желание, такое опасное — накрыл пальцами руку Мэб, стиснувшую покрывало. Под его ладонью рука расслабилась.
Сейчас самое время было вспомнить про уговор и уйти, но вместо этого Реджинальд закрыл глаза и задышал ровно, спокойно, наслаждаясь каждой дарованной ему секундой, осязаемостью руки, теплом дыхания, которое долетало до его плеча и согревало кожу даже сквозь ткань рубашки. Сейчас он встанет… сейчас… еще чуть-чуть… вот… вот…
Гроза набросилась, обрушилась целым каскадом молний, страшным рокотом своих громов
* * *
Сперва по коже пробежал предутренний бриз, вызывая мурашки и легкий озноб. Потом послышался шум дождя. Это и разбудило Мэб. Она открыла глаза. В сером рассветном свете комната казалась чужой, странной. А может, это сама Мэб была сегодня странной. Лежала, обнаженная, не считая бюстье, поперек кровати, и лень было пошевелиться. Тело все еще налитое истомой, трудно было сдвинуть с места. Нехотя, она села, вытащив руку из чужих пальцев, и посмотрела на своего… любовника? Реджинальд, в отличие от нее одетый, спал, и лицо его кривилось словно от дурных снов. Мэб протянула руку, коснулась осторожно щеки, ощущая покалывание щетины, виска, сами собой пальцы зарылись в густые, чуть вьющиеся волосы, в сером свете отливающие серебром. На солнце они казались скорее золотыми.
Поняв, что какое-то время уже перебирает волосы, лаская мужчину, Мэб отдернула руку и отшатнулась. Против воли покраснела, а когда в деталях вспомнила произошедшее накануне, еще и разозлилась. На Верне, на себя, на Эншо, который воспользовался ситуацией. Вскочила с постели, бросилась в ванную и уже там поняла, насколько последняя мысль несправедлива.
Если кто и воспользовался ситуацией, то это сама Мэб. Она не сумела усидеть на месте, хотя была удовлетворена, хотя чары, кажется, приняли те страстные ласки. Сама нагнала Реджинальда на лестнице, спровоцировала, ответила на поцелуи, затащила в свою спальню, и тут…
Мэб плеснула в лицо холодной воды и мрачно изучила свое отражение. Выглядит она, если забыть о мелких ссадинах, оставленных встречей с Верне, прекрасно. Довольной, даже счастливой. Не просто удовлетворенной, а именно, черт бы все побрал, счастливой.
Мэб присела на край ванны, разглядывая свои ноги. Все дело в чарах, и Реджинальд Эншо ей только из-за чар желанен. Сколько раз нужно это повторить, чтобы самой поверить?
Послышалась какая-то возня в соседней комнате. Мэб поднялась, осторожно приоткрыла дверь и выглянула. Успела застать тот миг, когда Реджинальд выходит из спальни, и это почему-то задело. Еще две минуты назад хотелось избежать с ним встречи, разве не за этим Мэб улизнула в ванную? А теперь взяла досада, что вот так тихо он ушел, потому что, должно быть, тоже хочет избежать встречи.
– Совершенно безразличен… - пробормотала Мэб и шмыгнула носом.
Выждав немного — то ли в страхе, то ли в предвкушении, что Реджинальд вернется — Мэб сняла бюстье, вернулась в спальню и, не озаботившись поисками пижамы, нагая, забралась под одеяла. Странное дело, в отличие от злополучной кушетки, кровать не вызывала никаких дурных воспоминаний, даже наоборот. Почувствовав, как воспоминания распаляют, растравливают ее безо всякого колдовства, Мэб усилием
И что-то хорошее ей снилось, потому что улыбку не стерли с лица даже первые лучи солнца, выбравшиеся, наконец, из-за туч.
Глава тридцатая, в которой непонятно, как себя вести
Ночная гроза прошла, почти не оставив следов, только дождь потрепал немного цветы в саду. Зато сам сад благоухал ароматами трав, цветов, и тем легким запахом чуда, который оставляет после себя Майский праздник. Хотя он и приобрел сейчас вид обычного университетского бала, многое осталось прежним, древним и наполненным силой. Взять то же коронование Майского короля. Все в эту ночь обретало особую силу и особое значение.
Впрочем, ночь-то как раз вспоминать и не стоило.
Реджинальд сварил себе кофе, самый черный, самый горький, какой только возможно, вышел на крыльцо и сел на ступеньках, вдыхая смешение ароматов: кофе, пионы, жасмин, душистые травы, волшебство. К полудню оно развеется, и можно будет приступать к поискам злоумышленника, вывесившего фотографии Лили. Это будет либо ее соблазнитель, либо соучастник. В любом случае, одной проблемой станет меньше.
– Здорово я вчера сглупила…
Чуть сиплый со сна голос Мэб заставил Реджинальда замереть, едва не поперхнувшись кофе. Голос, а еще больше произнесенные ею слова.
– Нужно было расспросить Верне, а я вместо этого запретила ему показываться мне на глаза, - посетовала женщина.
Реджинальд с шумом выдохнул и обернулся через плечо. Мэб стоило бы одеться, а не накидывать на голое тело тонкое домашнее платье, под которым проступали все… подробности. Хорошо еще, что время было раннее, после бала обитатели коттеджей наверняка отсыпались, да и живая изгородь, которую давно следовало бы подровнять, служила неплохой защитой.
Мэб шагнула по ступенькам и села рядом. Лестница была узкой, и они оказались прижаты бедро к бедру.
– Можете расспросить его сегодня, - суше, чем следовало, сказал Реджинальд.
– Он едва ли уехал.
– И едва ли джентльмен, прислушивающийся к словам леди, - хмыкнула Мэб. Легкий ветерок, обрушивший капли воды с кустов, заставил ее поежиться.
– Меня беспокоит эта история.
Реджинальд посмотрел на нее искоса.
– Вам нужен совет, леди Мэб?
– Не помешал бы, - вздохнула женщина, а потом вдруг протянула руку и тронула его за плечо, опалив этим прикосновением.
– Спасибо.
– За что?
– опешил Реджинальд.
– За… - Мэб вдруг покраснела. Она была во всех отношениях зрелая, современная женщина из тех, кого в газетах называли на вандомэсский манер «эмансипэ», но некоторые вещи удивительно легко вгоняли ее в краску.
– Я понял, - сжалился над ней Реджинальд.
– Не в Верне дело, - вздохнула Мэб сокрушенно.
– А в моей матери, и мне даже не с кем обсудить это. Может быть, мне следует завести подруг?
– Вот тут я вам точно не советчик, - вздохнул Реджинальд, поднимаясь, выпутываясь одновременно с этим из вязи смутных желаний. Свежую, утреннюю Мэб Дерован с этим клятым румянцем на щеках, хотелось целовать не меньше, чем ту, ночную, соблазнительную. И в этом уже точно не было вины зелья.