Во имя Абартона
Шрифт:
– Верне тут, в сущности, не при чем, - Мэб шмыгнула носом совершенно неаристократично, точь в точь девчонка из трущоб.
– Дело в… неважно.
Она не хотела делиться, а Реджинальд, наверное, не хотел слушать. Перед глазами все стояла картинка того тесного объятья.
– Я включу свет?
– спросил Реджинальд деловым тоном.
– Боюсь переломать себе ноги на лестнице.
– Как хотите, - тихо и безразлично отозвалась Мэб.
Реджинальд поколебался между люстрой и настольной лампой, и выбрал в конце концов вторую. После темноты гостиной яркий свет в обрамлении хрусталиков — люстру привезла Мэб — должен был резать глаз. Он нашел выключатель, щелкнул и несколько раз моргнул, привыкая к мягкому желтому освещению. И, когда глаза свыклись, выругался.
– Что он сделал?!
Больше не было ни раздумий, ни глупых метаний. Реджинальд в два шага пересек крошечную гостиную, опустился на колени и коснулся исцарапанного плеча Мэб. Платье ее было перекошено, порвано, юбка задралась, и виден был дырявый чулок и красные ссадины, совсем свежие, кровь только-только начала сворачиваться. Мэб проследила его взгляд и, казалось, удивилась. А потом содрогнулась всем телом и лбом уткнулась в обивку старого кресла.
– Вы… Я… - слова застряли в горле. Да и сейчас лучше было действовать.
– Я принесу аптечку. Пожалуйста, сядьте в кресло.
Реджинальд вскочил на ноги, бросился в кабинет, вернулся с аптечкой и упаковкой бинтов, а Мэб так и не пошевелилась. Пришлось поднимать ее, усаживать осторожно, бережно поддерживая.
Платье было порвано на груди, бюстье спущено, и, казалось, сама грудь сохранила следы грубых прикосновений. Реджинальд стиснул хрустящий пакет в кулаке. Холодные пальцы коснулись его руки.
– Я плачу не из-за Верне.
Реджинальд отвел взгляд от груди и посмотрел на серьезное лицо Мэб.
– У вас страшный взгляд, - пояснила женщина.
– Боюсь, вы его убьете.
Была такая мысль. А следующая — что убивать придется себя, потому что вид полуобнаженного, царапинами и ссадинами покрытого тела рождал недобрые желания. Реджинальда не возбуждало подобное, но чарам все казалось лакомым, и вот уже плоть его напряглась. Оставалось только радоваться, что профессорам положено носить удобные широкие брюки, не гоняясь за модой.
– Я плачу не из-за Верне, - повторила Мэб.
– Я просто… Он вздумал на мне жениться, представляешь?
Она вдруг перешла на ты как-то очень естественно, и одно это стократ усилило желание.
– Сговорился с матушкой, но, видите ли, слышал обо мне слухи и решил их проверить. Думаю, у него дар соблазнять. Просто инкуб из средневековых легенд, - Мэб передернуло, на этот раз брезгливо.
– Ему, оказывается, девственницу подавай! Покупатель титула! А что мне взамен?!
В голосе прозвучали истеричные нотки.
– Деньги, - тихо сказал Реджинальд, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы смотреть ей в лицо.
– Я и так богата.
– Поверь человеку, выросшему в нищете — денег никогда не бывает слишком много. Позволь, я обработаю твои ссадины.
Мэб кивнула. Реджинальд медленно, стараясь не делать лишних движений, опустился на пол. Пальцами коснулся ноги в туфельке, перепачканной в земле и траве, но все еще изящной. Поддел пуговку, расстегивая. Мэб выдохнула. Господи! Нужно было просто спустить ей чулки до щиколоток и промыть и смазать ссадины! Взяв за пятку, Реджинальд аккуратно снял туфельку и отставил в сторону. То же проделал и со второй, медленно, ощущая, как покалывает кончики пальцев. Коснулся ступней, холодных. Ладонями провел вверх до самых коленей, судорожно сведенных. И Мэб их раздвинула, совсем чуть-чуть, на полдюйма, но и этого хватило, чтобы втянуть сквозь стиснутые зубы воздух. Ладони еще немного вверх, под платье, нащупать застежку, удерживающую чулок… Пальцы коснулись обнаженной кожи, полоски между шелком чулка и шелком панталон. Теперь уже настал черед Мэб выдыхать со свистом.
– Подними юбку, - сдавленным тоном сказал Реджинальд, прекрасно понимая — если это сделает он сам, ни о каком лечении ссадин уже и речи не будет.
* * *
Юбку Мэб поднимала медленно, сминая в руках, не сводя глаз с сидящего у ног — практически между ног — мужчины. Еще немного выше, еще чуть-чуть. На бедра, так что теперь она едва прикрывала панталоны.
– Да, - зачем-то сказал Реджинальд и быстро, слишком быстро отстегнул пояс.
Руки легли Мэб на бедро, скатывая чулок, и это было слишком интимно. Кажется, Реджинальд позабыл уже, что собирался залечить ее ранки. Чулок медленно скользил вниз, ладони ласкали кожу, прикосновение было лишь едва-едва болезненным. Второй чулок. Встрепанная голова у ног будоражила, будила желания, и Мэб стискивала подлокотники, чтобы только не касаться волос. А ведь стоит коснуться, и она попросту прижмет его к себе, прося об откровенных ласках.
Это все чары, - напомнила себе Мэб, но мысль вышла какой-то бледной.
Ладони погладили ее ноги, ведя от ступней — Мэб поджала пальцы — к коленям, а потом по внутренней стороне бедер, вынуждая раскрыться. Нежно. Осторожно. Не так, как совсем недавно делал Верне.
Верне!
Мэб дернулась. Все пережитые эмоции вернулись, точно на нее вылили ушат помоев. Стиснув колени, она попыталась отстраниться!
– Нет! Господи, он как в грязи меня вывалял!
– Верне?
– в голосе Реджинальда прозвучала сталь. Вспомнилось, с каким видом он сминал упаковку бинта: точно хотел сомкнуть пальцы на чьем-то горле.
– Здесь он трогал тебя?
Мэб не успела ответить. Реджинальд склонился, разводя ее ноги в стороны, и губами коснулся левого бедра. Дыхание опалило кожу. По правому легко пробежались пальцы. Мэб стиснула подлокотники еще крепче, говоря себе, что нужно оттолкнуть, нужно подняться, выйти в ванную и смыть… Воображение подкинуло заманчивую картинку, всю в мареве пара. Там была и ванна, и Мэб, и, главное, Реджинальд, смывающий с ее тела чужие прикосновения.
Поцелуй коснулся правого бедра, почти неуловимо. А потом по коже прошелся язык. Мэб впилась в дерево, царапнула ногтем гвоздик, удерживающий обивку. Поцелуи переместились ниже, к коленям, потом снова на бедра, дразня, обещая больше. Руки задрали юбку, почти обнажив живот. Пальцы, такие горячие, такие желанные, коснулись ее, уже влажной, желающей, изнывающей от этого желания. Мэб застонала. Еще одно прикосновение, и еще — уже настойчивее. Бинты и лекарства были забыты. Сейчас она и не желала иного лекарства.