Во имя Абартона
Шрифт:
Мимолетный взгляд был брошен на подвешенный к поясу шатлен с часами. Искорки, отмечающие студентов, двигались хаотично. Это ведь бал, все танцуют, веселятся и совершают глупости. Например, страстно целуются в кустах. Мэб поставила стакан на столик, в два шага оказалась рядом и изучила тесно обнявшуюся парочку. Молоденькая девушка в простом платье — горничная или медицинская сестра, обнимала за шею Миро, сминая перья в его светлых волосах, а тот уже забрался ей под юбку, ощупывая ягодицы. Девушка не возражала. Как подозревала Мэб, университетской обслуге приплачивали за те знаки внимания, которые оказывали студенты и
Мысли снова метнулись к Реджинальду. Была ли у него подобная привычка?
– Вам что-то нужно?
– нагло осведомился Миро.
Мэб щелкнула пальцами. Юнец зашипел от боли, вытащил руку из под платья и принялся дуть на нее, хотя в действительности короткий разряд тока был и в половину не таким болезненным, как он хотел показать. Девица, наткнувшись на мрачный взгляд Мэб, ойкнула и, одернув юбку, убежала.
– Ну вот и надо вам было вмешиваться, профессор?
– вздохнул Миро.
– Я — совершеннолетний, она — тоже.
А на балах, как говорится, всякое происходит. Даже если этот бал — университетский.
– Миро, - вздохнула Мэб, пытаясь найти оправдание своему рвущемуся наружу раздражению.
– Сегодня на балу присутствует фрейлина королевы, а еще доктор Джермин и господин Верне. Последний даст нам грант, или нет, и это напрямую зависит от нашего — и вашего — поведения. Вы хотите скандалом разрушить репутацию Абартона?
Миро кривы ухмыльнулся.
– Бросьте, профессор. Всем известно, как у нас делаются дела. Для чего все мы здесь. Мальчики — чтобы получить диплом и повесить на стенку в кабинете, девочки — чтобы выйти замуж за мальчика с дипломом на стенке. Девочки должны быть невинны, мальчики — счастливы, и для того-то и существуют целые толпы спелых, аппетитных служаночек, поварих, медсестричек, про…
Тут Миро все же хватило ума замолчать.
– У вас… интересный взгляд на происходящее, - вздохнула Мэб. Интересный и, на изрядную долю, справедливый, о чем она, конечно, промолчала.
– Держите свое… счастье при себе, Миро, хотя бы до отъезда Верне. У нас и так масса неприятностей.
Миро фыркнул, развернулся и убежал в огнями сияющий полумрак. Можно было не сомневаться, на поиски новых, спелых и аппетитных. Мэб искренне надеялась, что этому циничному юнцу хватит ума удовлетворять себя за счет служанок, не посягая на протеже королевы.
Или он уже посягнул, а потом еще развесил те мерзкие фотоснимки?
– Не подарите мне танец, леди Мэб?
Голос Верне едва не заставил ее подскочить на месте. Сердце подпрыгнуло к горлу, вызывая приступ тошноты. Как давно здесь Верне? Что он слышал? Мэб обернулась. Выглядел мужчина великолепно. Чары то и дело норовили подкинуть картинку: Реджинальд в вечернем наряде, с перьями в волосах. Майский король. Короновать Верне даже в шутку никто не стал, конечно, он выглядел солидно, сверкал алмазными запонками, алмазной булавкой в галстуке, алмазной улыбкой, и перстень у него был тоже с внушительным алмазом. Все это переливалось так соблазнительно.
– Вы, кажется, избегали меня в последние дни, - посетовал Верне, протягивая руку.
Мэб ее приняла и позволила вывести себя на танцевальную площадку, где уже звучал вальс-гьери. Медленный, чувственный, сейчас он трепал нервы.
– Простите, Кристиан, у меня были насыщенные дни. Скоро ведь экзамены.
Верне
– Вы на редкость ответственно подходите к своей работе.
– Как и все в Абартоне.
– Вам не нужно делать своему Университету рекламу, - укорил Верне.
Его рука легла на талию Мэб, потом, после короткой заминки, вторая. Так вальс-гьери не танцевали уже лет пять или шесть, но до колоний, должно быть, новости идут долго. Пришлось обнять его за шею, позволяя увлечь себя в пучину этого дикого, безумного, чувственного кружения. Руки были горячи. Глаза сияли бриллиантами — точно запонки. В изгибе губ чудилось что-то порочное и в то же время — притягательное. Впрочем, порок вообще притягателен.
Мэб отдалась танцу, и вскоре уже позабыла обо всем на свете кроме этого кружения, парения, падения в бездну. Музыка звучала где-то далеко-далеко, но в вальсе-гьери ее вел великолепный партнер, и она могла бы танцевать в полной тишине. И в какой-то момент тишина эта настала, и пала тьма, и все сконцентрировалось на крошечном пятачке света, озаренном бриллиантовым сиянием. Раскаленные руки скользнули ниже, обхватили ягодицы Мэб, прижимая теснее к крепкому, сильному, горячему телу. Животом она ощутила желание мужчины, и краска прилила к щекам. А потом под спиной оказалось чуть шершавое дерево лавочки, местами облупившаяся краска царапала плечо, а прохладный ветер овевал голые, бесстыдно разведенные бедра. Горячие руки касались их, поднимались к животу, задирали юбку все выше, обнажая тело, едва скрытое тонким шелковым бельем, на смену рукам приходил жадный жаркий рот, заставляющий стонать и выгибаться. Это было великолепно, ослепляюще, дико и необыкновенно желанно.
Слишком великолепно.
Знакомо.
Не по-настоящему.
Мэб отшатнулась, упала со скамьи, ударившись локтем и отползла в сторону, пытаясь одновременно опустить юбку и натянуть приспущенные штанишки. Верне разогнулся. Глаза его светились в темноте, и это зрелище пугало до дрожи, до икоты. Желание пропало совсем. А может и не было его, один только дурман.
– Итак, - сухим, неприятным тоном сказал человек, только что желавший овладеть Мэб, - вы — не девственница.
– Нет, - с трудом ответила Мэб. Горло точно пеплом забило.
– И кто же пробил целку?
Сказано было до того восхитительно вульгарно, что весь дурман окончательно слетел с Мэб, оставив ее одновременно освобожденной и точно в грязи измазанной. Она поднялась, невозмутимо подтянула штанишки, чулки, поправила юбку и принялась отряхиваться. Хотелось оказаться дома, принять ванну и тереть, тереть те места, где ее касался этот… подходящего слова у Мэб не было.
– Значит, слухи про вас и этого черныша правда?
– процедил Верне.
– Черныша?
– Поскребыша. Эншо.
– Жак Дежернон. Это если вас интересует, кто… как вы сказали?
– Мэб передернуло от отвращения. Как могла она хотя бы на минуту очароваться этим отребьем?
– Можете отправиться в Вандомэ и высказать ему свои претензии.
Она подняла слетевшую с ноги туфельку, надела, присела на одно колено, чтобы застегнуть пуговку.
– Я собирался жениться на вас, - сказал Верне укоризненно.
Поза была неустойчивой, и Мэб едва не упала. Пришлось ладонью упереться во влажную, покрытую первой росой траву.