Во имя Абартона
Шрифт:
– Да… сейчас… - Мэб не шевельнулась. Нужно было невозмутимо откинуть одеяло, встать, подойти к шкафу, вынуть из него одежду, проделать все это с пленительной грацией, с уверенностью, с чувством собственного достоинства. Мэб продолжала от смущения и какого-то непонятного страха мять край одеяла, впиваясь в гладкую ткань ногтями.
– Тебе лучше одеться, - кивнул Реджинальд.
– Сегодня прохладно. И — лежать. Я принесу обед сюда.
Дверь за ним закрылась, а Мэб еще полминуты сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Ну что с ней?! Что это за глупое чувство уязвимости?! Медленно Мэб откинула одеяло, ежась от прохладного сквозняка, спустила ноги на пол и, не найдя там туфли, босяком дошла до гардеробной. Идти-то было недалеко. Она натянула первое попавшееся платье из тех, что попроще и успела вернуться в постель прежде, чем вернулся Реджинальд с подносом. Мужчина окинул ее взглядом и хмыкнул.
– Ну, если уж соблюдать постельный режим, то, конечно, красиво…
Мэб опустила взгляд на свою грудь, всю в шелке и кружеве. Вечерний наряд от Мадины Лепеш, тонкая шерсть, отделка лентами, кружевом и стеклярусом. Изящная, простая на вид и безумная дорогая вещь, которая так некстати попалась Мэб под руку. Чувствуя себя неимоверно глупо, она покраснела.
– Идиот!
Реджинальд фыркнул добродушно, нырнул в гардеробную и принес оттуда фланелевую пижаму и теплый халат — вещи, которые отчего-то не попались Мэб на глаза, хотя почти наверняка лежали на самом видном месте, на бельевой полке. Едва не навернулись злые слезы из-за собственной глупости.
– Держи, - положив вещи на край постели, Реджинальд отошел к окну и не оборачивался, разглядывая сад, пока Мэб не переоделась.
– Сэлвин полагает, что у тебя нечто вроде… магического ступора, что ли? В любом случае, колдовать в ближайшие дни тебе противопоказано.
– Угу, - пробормотала Мэб.
– Он советовал привязать тебя к постели и кормить насильно, пока не наберешь вес, но я отказался, - Реджинальд обернулся наконец, окинул Мэб задумчивым взглядом, а потом вдруг в один широкий шаг оказался рядом и подхватил ее на руки.
– Не стой босиком, дует.
В его объятьях было удивительно уютно и спокойно. Хорошо бы было уже привычно списать все это на действие «Грёз», но вот уж чего они не даровали, так это покоя. «Грёзы» были полны страсти, острой, болезненной, тут не было места ни нежности, ни заботе, ни любви. Они не давали этого чувства уверенности в будущем, чувства безопасности, которые Мэб испытывала, пока Реджинальд обнимал ее. Все эти чувства, приятные, но все же чужие, смущали ее.
– Поставь меня, пожалуйста, - тихо попросила Мэб.
– Лучше положу, - Реджинальд опустил ее на кровать, укутал одеялом и повернулся за подносом.
– Мясо, печеный картофель, красное вино.
Мэб посмотрела на тарелку. В животе голодно урчало, она действительно хотела есть, и это было настоящим кощунством. Невозможно испытывать голод, если еще несколько часов назад прижимала к себе мертвое тело. Так не должно быть!
– Ешь, - строго приказал Реджинальд, садясь на край постели.
– Иначе мне придется кормить тебя, как ребенка, с ложечки.
– С вилочки, - хмуро пошутила Мэб, рассматривая жаркое.
– Это жареное мясо.
– С вилочки. И о моем визите к Кэрью ты ничего не узнаешь.
– Рассказывай, - вздохнула Мэб, берясь за нож и вилку.
Реджинальд сощурился.
– Ты правда… готова меня выслушать?
– Нет, - покачала головой Мэб.
– Но едва ли я вообще буду готова, так что — рассказывай.
Реджинальд потер переносицу. То ли время тянул, то ли пытался избавиться от раздражения, которое столь явно прорывалось во всех его движениях, обычно скупых и выверенных, а сегодня каких-то нервных.
– От Кэрью, конечно, нет пользы, - сказал он наконец.
– Его скудный умишко сумел связать вчерашнее нападение с разгромом в библиотеке, но выводы сделал жалкие. Это — ограбление.
– И что у нас пытались отобрать?
– мрачно уточнила Мэб.
– Артефакт.
– Какой?
Реджинальд развел руками.
– Чушь! Ни один музейный экспонат не стоит того, чтобы нападать на нас!
– Мэб содрогнулась от нахлынувших воспоминаний. Снова эта темнота, холод и шепот, пробирающий до костей.
Горячая рука легла на ее стиснутые пальцы, возвращая женщину в реальность.
– Ш-ш-ш…
– Да, - Мэб с трудом разжала пальцы и положила вилку на поднос. Аппетит пропал.
– Убери это, пожалуйста.
Реджинальд посмотрел на нее внимательно и задумчиво, спорить не стал и убрал поднос с колен, однако заставил Мэб осушить стакан терпкого красного вина. Провел пальцем по нижней губе, стирая капли, и руку не отнял. Его прикосновение хотелось сбросить, оно было неуместно, и в то же время хотелось прижаться щекой к ладони, закрыть глаза и забыть обо всем. Поцелуя хотелось, нежного; знака заботы, знака того, что Мэб не одна.
Реджинальд отстранился и отнял руку.
– Что такого было в музее, ради чего стоило бы… применять пьютские ножи?
Мэб замерла, застыла, закаменела, чувствуя, как все ее тело сводит судорогой от ужаса.
– Ч-что?
Реджинальд сокрушенно кивнул.
– Доктор Льюис изучил тело Лили, а потом взглянул на тот порванный портрет в холле. Это определенно были пьютские ножи.
– Их невозможно использовать!
– Мэб попыталась отмахнуться от этой страшной мысли.
– Это колдовство слишком большой силы. Невозможно!
– Их невозможно использовать А — в одиночку и Б — без соответствующих ритуалов, - покачал головой Реджинальд.
– Люди, которые готовы убить пару беззащитных женщин, едва ли остановятся перед кровавым жертвоприношением.
– Но что тогда это может быть?!
– Мэб обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Реджинальд подсел ближе, обнял ее и провел по дрожащей спине ладонями.
Так они и сидели, Мэб и не знала сколько. Она потеряла счет времени в борьбе со страхом. Пьютские ножи — невозможное, ужасное, чудовищное колдовство. О них читаешь в школьных учебниках, пытаешься представить себе масштабы катастрофы 1842 года, пытаешься встать на место магов, готовых ради могущества приносить в жертву целые города. И не можешь. Потому что те времена прошли, канули в прошлое, по счастью.