Водораздел
Шрифт:
— Да надо бы сходить объяснить, почему я весной не попал на уездный съезд Советов.
Теппана захохотал.
— От всего Совета одна вывеска осталась, — сказал он сквозь смех. — Уж ты, брат, лучше не ходи туда. А то возьмут и арестуют.
Арестуют? Это почему, же? — недоумевал Поавила. За что его должны арестовать? Теппана еще долго смеялся над ним.
Когда Теппана ушел по каким-то своим делам в штаб отряда, Поавила предложил Крикку-Карппе отправиться в город.
— В чайную зайдем заодно, — уговаривал он.
— У меня в кармане ни копейки, — отнекивался Крикку-Карппа, решивший, что его спутник хочет выпить.
— У меня еще есть, — похвалился Поавила, вытащив из кармана несколько смятых керенок.
За вокзалом они опять натолкнулись на торговок. Интересно, о чем они теперь говорят? Мужики остановились послушать.
— Болезней своих навезли, проклятые баночники. Вот, мол, вам гостинцы, — жаловалась одна из женщин.
— Скоро шесть исполнилось бы, а вот… — плакала другая. — Сегодня ночью, бедненький, умер.
— У Евдокии сын тоже, говорят, заболел.
Из разговора женщин пирттиярвцы поняли, что с приходом англичан в Кеми началась какая-то страшная болезнь.
— Хоть бы скорей выбраться отсюда, — вздохнул Крикку-Карппа.
— Выберемся, — заверил его Поавила. — Теппана вчера говорил.
До города они не добрались.
Не дойдя еще до скалы, Пулька-Поавила и Крикку-Карппа услышали позади себя конский топот. Они едва успели отскочить в сторону, как мимо пронеслись несколько всадников. Следом за ними шагом ехали еще двое вооруженных. Решили пропустить и их. Между лошадей шли три человека в рабочей одежде с завязанными за спиной руками. Пирттиярвцы не верили своим глазам: один из арестованных был Пекка Нийкканайнен.
— Передайте Наталии поклон… — сказал Пекка, проходя мимо остолбеневших земляков.
— Молчать! — зло оборвал его один из стражников.
— Передадим, — крикнул вслед Пулька-Поавила, опомнившись.
Что же случилось с Пеккой? — гадали расстроенные мужики, глядя вслед процессии.
— Не надо было давать ему ружье, — вздохнул Крикку-Карппа.
Но он ошибался. Ружье тут было ни при чем. Час назад рабочие депо отказались приступить к работе, требуя наказать солдат, виновных в изнасиловании. Прошел слух, что из Архангельска, где еще действовал губернский Совет, в Кемь направляются два представителя, уполномоченные губсоветом выяснить обстоятельства убийства руководителей Кемского уездного Совета, и что эти представители уже в Попов-острове. И рабочие депо, ободренные этим известием, собрались на митинг протеста. В депо тотчас же примчался со своими конными жандармами Тизенхаузен. Увидев среди рабочих Пекку, барон воскликнул: «О, реквизитор!» И махнул нагайкой: «Этого тоже заберите!»
Жандармы и арестованные уже скрылись из виду.
— Давай не пойдем в город, — решил Пулька-Поавила и повернул назад.
Перед глазами у Пульки-Поавилы все время стояли родные места. При мысли о них щемило сердце и казалось, что они, эти леса и озера, зовут к себе. Да, скоро они вернутся. Прогонят руочи. И первым делом начнут убирать хлеба. Хоть и не ахти какой богатый урожай, а все же свой. А потом, попозже, когда наступит осень, можно будет приняться и за новую избу. Хуоти, наверно, уже окорил бревна для нижних венцов. Только бы поскорее выбраться отсюда.
Им не пришлось долго ждать. На следующий день им дали по мулу и велели возить продовольствие и снаряжение к низовью Кемского порога, к Зашейку, как его называли местные жители. Некоторое время пирттиярвцы с удивлением рассматривали мулов: «И этих длинноухих баночники с собой привезли». Поудивлявшись, стали выполнять приказ.
В Зашейке грузы перетаскивали с подвод в лодки и доставляли по воде к порогу Вочажу, что находился повыше Ужмы. Вочаж был не такой длинный, как Ужма, и каменистых перекатов на нем было меньше, но своей могучей силой и величественной красотой он не уступал Ужме. Надо было кричать прямо в ухо, чтобы стоящий рядом человек услышал тебя сквозь шум порога. Никто из старожилов не помнил, чтобы кому-нибудь удалось пройти через Вочаж. Правда, говорили, что когда-то давным-давно нашелся отчаянный человек, который рискнул вступить в единоборство с порогом и преодолел его. Но никто не мог точно сказать, как это было и кто был этот смельчак. Рассказывали, что многие пытали свое счастье на Вочаже и после, но никому больше не удалось выбраться из порога живым.
В низовье Вочажа, на берегу перешейка, был причал, где и приставали к берегу лодки, доставлявшие грузы из Зашейка. Затем лодки волоком перетаскивали через перешеек, а грузы переносили на себе. Это была нелегкая работа. Из Кеми надо было отправляться чуть свет, и только к позднему вечеру путники добирались до верховья Вочажа. Здесь они и ночевали, в избушке у порога, построенной подужемцами для путников.
Намаявшись со своими длинноухими непривычными «конями», Пулька-Поавила и Крикку-Карппа попросили перевести их на Вочаж. Здесь вместе с такими же негодными к строевой службе пожилыми мужчинами они несли охрану складов отряда.
Вечерами они сидели в избушке, покуривая и пробуя ром, который им выдавали в отряде. Хотя они и считались всего лишь обозниками, паек им полагался такой же, как и другим бойцам. А почему бы им и не выпить? Времени хватает, и забот у них никаких, только сиди да смотри, чтобы не стали воровать эти ящики да мешки.
— Ох уж и пришлось с этим дьяволом почертыхаться, — посмеиваясь, вспоминал своего мула Пулька-Поавила.
— А как же это англичане свои поля пашут на такой ленивой скотине? — удивлялся Крикку-Карппа. — Видать, бедная эта страна, Англия-то. Но откуда у них всякие ромы и прочее добро?
Пулька-Поавила, повидавший мир больше, чем его товарищи, стал объяснять:
— У них, брат, по всему миру владения имеются. Вот откуда они и привозят всякие ромы и прочее. Потому они и к нам пожаловали — может, и в наших лесах чем-нибудь можно поживиться. Дьяволы!
— Да не ругайся ты, — остановил Крикку-Карппа захмелевшего собутыльника.
— А что? — Пулька-Поавила опять налил себе рома. — Мы ведь почти уже дома. Имеем мы право говорить свободно или не имеем? Да, о чем это я? Ага, вспомнил… Они и свои болезни привезли с собой. Уже, говорят, в Подужемье эта зараза…
Они еще не успели побывать в деревне, но слышали, что там началось какое-то поветрие.
— А мне все равно, чья власть, лишь бы было что жрать, — вступил в разговор пожилой легионер. — Удержись большевики — мы бы как тараканы подохли от голода.
— Ты, видать, не был на фронте, — ответил отделенный. — Там и при царе приходилось ремень подтягивать.
— А верно, что царя-то расстреляли? — спросил его Крикку-Карппа. — Что и семью тоже…
Но Пулька-Поавила перебил его:
— А ты помнишь, как староста проводил у нас сходку?