Военврач
Шрифт:
– А что делать с черпаком?
– Да положи его в ящик с хлоркой у медицинского пункта, туда никто не заглядывает.
Спустя месяц санитарный инструктор сержант Каткова выполняла приказ комбата по проведению санитарно-гигиенических мероприятий. Солдат срочник носил за ней ведро с разведенной хлорной известью, а она поливала этим же черпаком стены дощатых заведений задней линии.
– Каткова, ты откуда черпак взяла?
– спросил у неё вездесущий зампотыл.
– Это медицинский черпак! Он в ящике с хлоркой лежал.
– Посмотри, на нём по-русски вырезано и выжжено: "второе блюдо".
– Ну и что!? Я уже им второй месяц хлорку разливаю.
– Я приказываю вам, сержант Каткова, вернуть черпак на кухню.
– Ты на меня не кричи, Игорёк! Я выполняю приказ комбата! Видишь, борюсь за чистоту.
– Я выполняю приказ министра обороны: личный состав должен быть сыт и одет. Так что давай, возвращай.
И санинструктор медицинского пункта выполнила приказ зампотыла.
P.S. Наличие постоянно носимого оружия только усложняло мирную жизнь. Да, в ночное время ты чувствуешь себя защищённее и увереннее, пробираясь по лужам и рытвинам Ханкалинских полей и осеннего тумана. Но его содержание и уход требовали дополнительного контроля и должного внимания.
***
Зимой отмечали день рождения начфина. В палатке играл кассетный магнитофон. Жура пришёл с КП после суточного дежурства сердитый и недовольный.
– Убавьте звук, я спать буду.
– Рано, ещё только восемь вечера.
– Ах, не хотите!?
И табурет опустился на китайский магнитофон.
– Ты что - дурак, твой магнитофон что ли? Ты даже не складывался, когда мы его на рампе покупали.
– Сколько он стоит, двести рублей? Возьмите мою тридцатку. И вообще убавьте свет в керосинке.
Капитан Славин проснулся через час. Алкогольный наркоз прошёл быстро. Палатка мирно спит. Только Дима разгадывает кроссворд в "Спид-инфо".
– Никто не видел пистолет?
– повторил капитан дважды.
Офицеры проснулись и отрицательно ответили головой. Его подозрение упало на Журу. Но тот не отвлекался от газеты.
Как-то он взял из его кошелька пятьсот рублей, а через месяц пропали часы, неосторожно оставленные в бушлате. Это ещё можно было простить и списать на болезнь "клептоманию". Но вот оружие?!
– Жура, отдай пистолет!
– крикнул начмед.
– Я не брал.
– По-хорошему, отдай. Ты же знаешь, что за утерю оружия бывает!
– Да, оружие нынче дорогое, двести баксов, не меньше, ствол стоит.
– Слышишь, гони пистолет!
– Я не брал, можешь посмотреть у меня в тумбочке, в сумке, нет у меня твоего ПээМ.
– Ах, так! Тогда буду тебя пытать.
Он, как коршун, запрыгнул на него верхом, вспомнил уроки самбо отчима и сделал захват руки. От боли у Димы покраснело лицо.
– Под полом посмотри, падла, у крайней к выходу кровати.
– Хорошо.
Славин посмотрел, но ничего не нашёл.
– Что ж ты, сука, врёшь?!
– Я же тебе сказал, что дорого будет стоить, не менее трёхсот баксов.
– Ах так, пожалеешь!
Он сделал ему удушение, тоже вспомнившееся из детства. Пальцы эскулапа сомкнулись на шее Журы, который, казалось, и не думал оказывать сопротивления.
– Док, может, он действительно не брал!
– вступились за соседа начфин и начпрод.
– Задушу...! Говори, где пистолет спрятал?
У Журы лицо из помидорного стало наливаться сливовым колером.
– Отпусти, скажу, - захрипел Жура.
– Соврёшь снова.
– У начпрода, под матрасом лежит.
– Сань, проверь, ему нельзя доверять.
Пистолет оказался спрятанным под матрасом койки начпрода.
Через год дружба Дока и Журы продолжилась и они стали такими же закадычными друзьями, как и раньше. Дружба и ненависть... что это? Есть, по-видимому, какие-то иные мерила, способные связывать людей на долгие годы. И не важно, что жизнь проходит в разных городах, изменяя их внешне и перестраивая характеры. Дружеское плечо, ладонь, взгляд и слово - не заменишь и не испортишь. И не важно, где она ковалась, на полях Чечни, в средней школе или детском саду.
P.S. Диму комбат не любил. Когда он увидел его голого в душевой, то был в ярости от нудистского загары Журы. И перевёл его из части на сопровождение бронепоезда Ханкала-Моздок. Он перестал есть. Объяснял это тем, что сильно поправился на каше и тушёнке. Пил растворимый кофе без сахара, стрелял "Беломор" у солдат. Несколько раз попадал под обстрел. Перестал спать. В один из вечеров он после длительного приёма душа спросил:
– Что с моими ногами, док? Почему они так раздулись?
– А ты давно голодаешь?
– Четыре месяца, минус четверть центнера. Я себе такой нравлюсь. Форму перешил. Хорош?! Ещё бы килограмм пять снять и можно остановиться будет...
– В гражданскую войну у солдат тоже были голодные отеки.
– И что делать?
– Надо тебя откармливать. Нервная анорексия у мужчин часто сопровождается шизофренией. В госпиталь тебе надо. Поговорю с комбатом, чтобы тебя не ставили на "бронник".
– Не надо, док! Мне ещё чуть-чуть до квартиры не хватает. Куплю в Воронеже, буду тебя в гости приглашать.
Он купил одну квартиру, а затем и вторую, от матери в Воронеже досталась третья, но так и бобылюет где-то в лесах за Уралом.
Начпродначвещ
Его звали Саша, мы нарекли его Санёк или Сашуля. Невысокого роста, щупленький, круглолицый, постоянно улыбающийся, начальник продовольственной и вещевой службы. А так как тыл и медицину кто-то объединил в одно целое, то общались мы часто. Постепенно служебное общение переросло в дружеское. Что достать, принести банку сока в жаркую от июльского зноя палатку или пожарить тушёнку с картошкой на сливочном масле. Санек был слегка прижимистым, но когда коллектив нажимал, он сдавался и уступал воле большинства. Поначалу он так же, как и мы, был поражён войной и собирал всё, что попадалось в руки. То гранат привезёт, то патронов, то с грозненского рынка черешни. Скучно ему было здесь, и хандра часто наваливалась на него.