Волжское затмение
Шрифт:
– Зато потом узнают и кокнут как лазутчика, – усмехнулся Антон. – Ты дурак или притворяешься?
– Сам ты дурак! Да у Перхурова половина народа у красных служила! Кто в армии, кто в милиции… И что ж теперь, каждого кокать? А сын за отца и вовсе не ответчик! Но это у нас! – значительно добавил Витька и поправил винтовку. В глазах блеснуло непреклонное превосходство. – А будешь в сторонке пережидать – так ведь могут и припомнить. И тогда… Сам понимаешь, не маленький.
– Ого! Вот даже как… – чуть растерялся Антон от этой явной угрозы. – Серьёзно, однако! – и поскрёб
– Вот и я говорю, серьёзней некуда! – затряс головой Витька. – Такие дела начинаются! Ну вот кто мы были? Реалисты, гимназисты, студентики… Тьфу! Шелупонь, никто на нас и не глядел всерьёз! А теперь? Добровольцы! Бойцы! Считай, государственные люди! Уже и девки на улицах заглядываются, факт, было! Глядишь, и в герои выйдем, а? – и заговорщически подмигнул Антону. – Да я – чего, со мной всё решено. Я для тебя только. Так что…
– Вон как даже… – изобразил серьёзный вид Антон. – Предложение интересное. Я подумаю.
– Ну! – расплылся в улыбке Витька. – Вот это по-нашему! Да и чего думать-то, вон, вставай да записывайся. Я словечко замолвлю, в одной команде будем!
– Я подумаю, Витя. Подумаю. У тебя всё? – тихо спросил Антон и пристально поглядел на него. Тот нерешительно отшагнул назад.
– Всё… Раз ты так хочешь. Ну, думай, думай. Счастливо додуматься, – и Витька, махнув рукой на прощанье, снова поддёрнул винтовку и повернулся было уходить, но – уже вполоборота – счёл нужным добавить. – Обо всём думай, Антоха. И об отце не забывай.
И, многозначительно помолчав, Витька повернулся и небрежной, совсем не военной, но хозяйской развалочкой удалился.
Антон долго смотрел ему вслед, сжимая кулаки. Какой идиот! Но неужели всё и впрямь так скверно? И не вернутся уже большевики? Нет. В это невозможно поверить. Но, пока нет ясности, надо быть осторожнее. Самое верное – прикинуться дурачком. Слушать, не спорить, глупо улыбаться, скрести в затылке… Но сколько это продлится? И что делать ему, Антону? И как быть с Дашкой, если вдруг грянет серьёзная опасность?
Охваченный этими невесёлыми размышлениями, Антон, понурив голову, медленно шёл по Большой Линии в сторону Знаменских ворот. Зачем? Он не знал. Машинально. Да и подспудное любопытство было, признаться, сильнее здравого смысла. Хотелось увидеть, узнать, запечатлеть как можно больше подробностей непрошенных перемен в городе. Но тоска, тревожная и безысходная, подтачивала сердце со всех сторон. “Ну и ну… – то и дело мысленно сокрушался Антон и тяжело вздыхал. – Ну и дела!” И всё ниже опускал голову, понимая, что дела и вправду скверные.
Хлопоты
Заседание военного совета проходило в просторном зале на втором этаже гимназии Корсунской. В окна видны были купола храмов и верхушки башен Спасо-Преображенского монастыря. Пасмурно поблескивал кусочек Которосли. Под потолком плавали клубы табачного дыма. Пахло махоркой и дешёвыми папиросами. Во главе длинного стола в кресле восседал Перхуров.
Оперативную обстановку докладывал полковник Петров, начальник штаба. В полевой форме, с указкой в руках он стоял у плана города, говорил монотонным, лекторским голосом, сверкал очками
Положение, по его словам, было весьма сложным и, что хуже всего, неопределённым. Усиленно – фронтом к реке – укреплялась Волжская набережная и район Стрелки у Демидовского лицея. Насыпался бруствер, делались врезки для пулемётов и стрелков-винтовочников. Обустраивались щели-укрытия на случай артобстрела. Полностью решить эту грандиозную задачу имеющимися силами было нельзя, и Петров настоятельно просил полковника Масло, начальника резерва, помочь людьми. Тот сопел, оглаживал вислые украинские усы и обещал всемерную помощь. Добровольцы шли охотно. В основном – ярославская молодёжь. Студенты, гимназисты, бывшие кадеты, дети местной интеллигенции и купечества. Не чинясь и не торгуясь, они смело брались и за винтовки, и за лопаты. Записалось уже более шестисот человек. Прибывали ещё. Но объём работ был слишком велик.
– Как предполагаете решать вопрос с людьми, полковник? – внезапно обратился к начальнику резерва Перхуров.
– Предполагаю действовать по трём направлениям, Александр Петрович, – встав из-за стола, заговорил коренастый, краснолицый полковник Масло. Голос его был, вопреки фамилии, скрипуч и прокурен. – Первое. Запись добровольцев. Она идёт полным ходом, но хотелось бы побыстрее. Второе. Мобилизация офицеров-ярославцев. С этим пока сложно. Они к нам не торопятся. Выжидают, по-видимому. И третье, самое трудное. Мобилизация гражданского населения на строительство укреплений. Здесь нужна массовость. Иначе не справимся. Работы пропасть… И если бы был приказ…
– Приказ уже подготовлен и сегодня будет подписан, – ответил Перхуров. – С обнародованием по всему городу. Офицеров после третьего предупреждения считать дезертирами и поступать соответственно. А гражданским за неявку – принудительные работы.
Полковник Петров, чуть выждав, заговорил снова.
– Наиболее угрожаемыми на данный момент являются северная часть города, где мы практически беззащитны, а также район города от Всполья к Сенной площади. Если на севере пока всё спокойно, то во Вспольинском предместье идут бои. Полковник Гоппер, доложите обстановку на вашем участке. Прошу вас, Карл Янович.
Гоппер встал с табуретки и вышел из своего угла. Невысокий, широкий в кости и жилистый, он излучал спокойствие, доброжелательность и основательность латышского крестьянина. Это несмотря на то, что совсем недавно он был в бою. От него пахло землёй, гарью и порохом. Но полевая форма была безукоризненно вычищена. И тусклый ряд зеркал чётко отразил его приземистую фигуру.
– С семи утра со стороны станции Всполье… – ровным голосом заговорил он и шагнул к карте. – Разрешите? – и взял из рук Петрова указку. – Со стороны Всполья пытаются прорваться красноармейские цепи. Это, по всей вероятности, силы полка, прибывшего на станцию четвёртого июля. Все атаки на данный момент отбиты. Идёт перегруппировка сил, участок усилен пулемётами. С нашей стороны шесть человек убитых. Со стороны противника несколько десятков убитых и раненых. Огневую поддержку и заслон перемещений осуществляет бронеавтомобиль поручика Супонина. Особая опасность действий на этом направлении в том, что начинаются пожары. Погода сухая, постройки старые, деревянные, искры хватит, чтобы поджечь. Есть угроза распространения огня на весь город. Мобилизованы все пожарные команды.