Волжское затмение
Шрифт:
– Спасибо, Карл Янович, – кивнул ему Перхуров. – От моего имени передайте людям благодарность за службу. Полковник Томашевский! – тут же обратился он к начальнику разведки. – Каковы на ближайшие часы возможности противника подтянуть силы?
– На ближайшие часы, Александр Петрович, у него такой возможности, по всей вероятности, нет, – отозвался, поднявшись со стула, седоватый бравый мужчина лет пятидесяти. – Точнее не скажу, потому что нет связи ни с Ростовом, ни с Рыбинском. Мы не можем установить, взорваны ли железнодорожные мосты со стороны обеих столиц. Но пока по железной дороге движения нет. В Москве, видимо, ещё не верят сведениям о нашем выступлении. Проверяют данные. Скорее всего, им придётся снимать силы с Поволжского фронта, задействовать войска Северного округа, слать резервы из Москвы и Петрограда.
– А что происходит за Волгой и Которослью?
– В Тверицком посаде действует отряд штабс-капитана Пыльникова. Там пока спокойно, но в случае атаки красных им придётся худо. Район не укреплён. Закоторосльная сторона тоже пока молчит. Наблюдается неорганизованное движение в районе Большой Мануфактуры, вокзала, железнодорожных мастерских. Рабочие волнуются, митингуют, сбиваются в группы. Обстановка неопределённая. То, на чьей стороне они выступят, зависит от соотношения сил. Первый Советский полк сидит у себя в казармах бывшего кадетского корпуса на Московской улице. Пока никак себя не проявил. Надеемся на обещанный нейтралитет. Их силы: шестьсот человек, винтовки, с десяток пулемётов и четыре трёхдюймовых орудия, – доложил Томашевский. Перхуров кивнул и встал. Зеркала недобро блеснули.
– Обстановка в полку настораживает, господа, – нахмурясь, проговорил он. – Там серьёзные колебания. С минуты на минуту я жду с докладом своего посыльного, подпоручика Шелпакова. Надеясь на лучшее, готовиться будем к худшему. Это самое разумное в нашем положении. А для этого, повторюсь, нужны люди и только люди. И нам, господа, сполна предстоит освоить новую науку – завоёвывать не города, а симпатии людей. Кроме всех прочих мер я очень надеюсь здесь на помощь наших генералов, ярославских старожилов, – поклонился Перхуров генералам Карпову и Верёвкину.
– Вы, Александр Петрович, хоть нас–то не агитируйте, – увещевающе пробасил Карпов. – Всё, что в наших силах. Мы понимаем. Чай, не совсем дураки…
– Другого я и не ждал, Пётр Петрович, – вздохнул Перхуров и поморщился. Напомнил о себе сломанный зуб. – Теперь следующее. Очень неприятное, господа. Но нужна полная ясность. Веретенников! – крикнул он в глубь коридора.
Раздался торопливый звон шпор, и Перхуров, не дав адъютанту доложить о прибытии, сходу спросил его:
– Фалалеев прибыл?
– Так точно, дожидается внизу, господин полковник, – жестяно проскандировал поручик, выкатив преданные глаза на начальника.
– Пригласить. Немедленно.
– Слушаюсь! – вытянулся Веретенников и исчез. Только шпоры издали частый, стихающий трезвон. Его сменили торопливые грузные шаги, и в зал, стуча сапогами, вошёл крупный, плечистый, мордастый Фалалеев, начальник милиции. В его служебном положении ничего не изменилось, лишь ненавистное слово “комиссар” уступило место “начальнику”. Кроме того, он успел нацепить прапорщицкие, защитного цвета, погоны.
– Прапорщик Фалалеев по вашему приказанию явился, – сиплым и грубым голосом отчеканил главный милиционер.
– Похвально, прапорщик, – язвительно процедил сквозь зубы Перхуров, оглядывая Фалалеева.
– Господа, – обратился он к совету. – Вот мы с вами судим да рядим о том, как привлечь на нашу сторону население, как завоевать симпатии простых ярославцев… А наши блюстители порядка тем временем вовсю проявляют себя как палачи и держиморды. Ещё утром мне доложили, что подчинёнными Фалалеева бессудно убиты советские активисты Нахимсон, Закгейм, Лютов и другие. Мы потеряли возможные источники важной информации. Лишились ценных заложников на крайний случай. А главное, сразу показали городу, что мы ничуть не лучше большевиков. Мне уже пришлось сегодня краснеть и объясняться перед членами новосозданной Городской управы. Ваша очередь, прапорщик. Слушаю вас.
Фалалеев наморщил лоб и нагнул голову.
– Лично я к этому непричастен, господин полковник. Но, поскольку это мои подчинённые, я, конечно же…
– Без всякого сомнения, – оборвал его Перхуров. – Так вот. При первом же случае самосуда со стороны ваших людей над кем бы то ни было, я вас расстреляю. Лично. Как поняли? – голос Перхурова превратился в стальную хлещущую розгу.
Фалалеев вздрогнул, побледнел и судорожно сглотнул.
– Так точно… Понял, – сдавленно ответил он.
– Сказанное относится ко всем, господа офицеры. Ответственность за произвол в городе на равных понесут и непосредственные виновники, и их начальники. Прошу учесть и впредь не допускать, – сверкнул глазами Перхуров, оглядывая зал. – Фалалеев, куда поместили арестованных?
– Пока сидят по участкам, господин полковник, – развёл руками начальник милиции. – Но надо что-то делать. У нас не хватает сил для их охраны…
– Что вы предлагаете, прапорщик? – узко прищурясь, уставился на него Перхуров.
– Предлагаю… Вот что, – прерываясь от не прошедшего ещё волнения, заговорил Фалалеев. – На Волге… Возле Арсенальной башни… Стоит на якорях старая дровяная баржа. Посудина, извольте знать, довольно вместительная… – он перевёл дух и шумно сглотнул. – Переправить их туда, на берегу установить пулемётную точку. Надёжно и незатратно…
– Так. Но эту ораву надо же ещё и кормить! Хотя бы раз в день. Это продумали? – спросил Перхуров.
– Да это чепуха, Александр Петрович, – барственно повёл рукой Карпов. – Раз в день им хлеба подвезти, подумаешь, труд! Ну а нет, так пусть сами, на своей шкуре испытают, каково людям под их властью! Очень хороший урок! Очень! Молодец, Фалалеев! – как сытый кот, промурлыкал генерал. Он, судя по всему, таким урокам никогда не подвергался. Перхуров покосился на Карпова и сухо распорядился:
– Переместить арестованных на баржу. Для удобства конвоирования разделить на группы. Сопровождать каждую по отдельному маршруту, без пересечений. Вам ясно, Фалалеев?