Война меча и сковородки
Шрифт:
– Так будет лучше.
– Нет, не лучше! Мне нужны эти мастерские, мне нужно оружие, коль скоро муж решил убить меня!
– Боитесь умереть, а ее жизнью спокойно играете?
– спросил Годрик, и его тон королеве совсем не понравился.
– А разве ее жизни что-то угрожает? Пока убить пытаются тебя, так ты утверждал. Причем тут графиня Поэль? Она всего лишь пронырливая простушка.
– Она уже пострадала из-за меня.
– Сам виноват. Не надо было тащить ее в лес.
– Моя жена не спрашивает разрешения, отправиться ли ей в лес или вмешаться в другое опасное приключение.
– Так запри ее. Что ты за муж, если не можешь справиться с женой?
– Легче запереть ветер, чем Эмер из Роренброка.
Королева заопрокинула голову и потерла виски пальцами.
– Постараемся успокоиться, - она призвала к спокойствию себя в первую очередь, потому что Годрик и так был спокоен, как скала.
– Пойми. Мне нужно, чтобы мастерские были под твоей рукой. Мне некому больше довериться, кроме как родной крови. Может произойти всякое. Если муж решит убить меня или заточить в монастырь, ты должен быть рядом. С рыцарями, которые вооружены.
– Вы хотите свергнуть супруга? А что думает церковь по этому поводу?
– Как ты смеешь!
– гневно крикнула королева, .
Но в следующее мгновение она обуздала чувства:
– Пока не время для развода. Повремени, даже если она так неприятна тебе. Потом - я обещаю - ты получишь развод и все, что угодно.
– Заберите ее, - повторил Годрик.
– Пока она рядом со мной, ей угрожает опасность. И вы совсем не поняли меня, тетушка. Она дорога мне. Не хочу, чтобы что-то с ней случилось.
Королева помолчала, пропуская услышанное в самое сердце.
– И правда, я ошиблась в тебе. Но не ошибаешься ли ты? Для женщины главное - находиться в минуту опасности рядом с тем, кого она любит. Ты сомневаешься в этой девочке даже сейчас? Когда она с таким пылом призналась, что рискнет жизнью ради тебя?
– Венец она отдала герцогу, - криво усмехнулся Годрик.
– Да, но назло тебе. Почему ты отталкиваешь ее, если она дорога? Она сказала, что любит.
– Это всего лишь слова. Вы знаете, я не верю словам.
– Чему же ты поверишь, племянник? Сделаем так. Я пробуду здесь еще несколько дней, поговори с женой. Приласкай, не стесняйся быть нежным. В конце концов, мы просто женщины, почему вы обращаетесь с нами, как с врагами? Убеди ее уехать без развода. Ты удивишься, но упрямицы становятся покладистыми, если не пытаться их сломить.
– Хорошо, тетушка. Разговор окончен? Разрешите проводить вас к столу? Придворные дамы, наверняка, волнуются.
– Разрешаю, провожай, - сказала королева.
– А ты подумай. Нечасто встретишь такую искренность, что мы наблюдали сегодня.
– Нечасто, - согласился Годрик.
– Такие, как Эмер из Роренброка, рождаются раз в сто лет. Помните историю южных сражений? Наверняка, в то время в тех краях как раз родилась ее прабабка. Может статься, именно поэтому война и началась.
– Ты невозможен!
– вздохнула королева.
Эмер сидела за статуей вестника, уткнувшись в колени, и чувствовала, как платье намокло от слез. Там ее и застал Тилвин, невесть как заглянувший в нишу.
– Пойдем со мной, - сказал он, взяв Эмер за руку.
– Не надо, чтобы хозяйку Дарема в таком виде застали гости.
Она подчинилась, плохо понимая, куда он ее ведет. Обойдя сторонними коридорами комнаты гостей, Тилвин провел Эмер по лестнице для слуг, через внутренний двор в башню возле ворот. Они поднялись в его комнату, и там он усадил Эмер на кровать и налил воды в кружку, предложив выпить.
Сделав несколько глотков, Эмер почувствовала, как спазмы, сдавливавшие горло, ослабли. Слезы все еще лились из глаз, и она забывала их утирать, комкая платок. Тилвин взял платок и бережно отер ее щеки.
– Если не хочешь, ничего не говори, - сказал он.
– Здесь тебя никто не станет искать, оставайся, сколько хочешь. Вот ключ, можешь запереть дверь. А я скажу, что ты уехала в деревню кузнецов.
Он хотел уйти, но Эмер поймала его за край котты.
– Не оставляй меня, - попросила она шепотом.
– Хотя бы еще четверть часа.
– Как скажешь, - он сел на кровать рядом с ней, осторожно и немного неуверенно обняв девушку и притянув к себе на плечо.
Эмер прижалась лицом к его груди и дала волю горю и обидам. Она никогда не думала, что у нее столько слез. Они лились и лились бесконечно, и стоило ей припомнить разговор у королевы, как все новые и новые рыданья сотрясали ее.
Тилвин поглаживал ее по голове и ни о чем не спрашивал, и за это Эмер была ему очень благодарна. Рассказывать о позоре не хотелось, но сердце от молчания болело еще сильнее.
Она плакала так долго, что совсем обессилила, и уснула, съехав Тилвину на колени. Он сидел не шевелясь, боясь ее потревожить, а когда убедился, что сон крепок, подсунул под голову Эмер подушку, устроив девушку на постели.
И прежде чем уйти, позволил себе несколько минут смотреть на спящую. И погладил ее по голове, чтобы ощутить ладонью мягкость и шелковистость рыжих кудрей, выбившихся из золотой сетки.
Глава 23 (начало)
Проснувшись с головной болью, Эмер не сразу поняла, где находится. Она лежала на чем-то мягком и волосатом, уткнувшись лицом в эту самую волосатость. Собственно, и проснуться пришлось оттого, что в носу неимоверно защекотало. Чихнув три раза, девушка села, протирая глаза и оглядываясь. Сон всегда стирает боль. Эмер зевнула и удивилась, что она делает в комнате Тилвина, на его постели, застланной медвежьей шкурой. Потянулась, еще раз чихнула и... вспомнила.