Война меча и сковородки
Шрифт:
Теперь мастер Брюн был красный еще и от злости, но возражать не посмел.
– Готова говорить, - Эмер повернулась к мужу.
– Слушаю тебя.
– Пойдем подальше, где не помешают, - сказал Годрик и указал на статую вестника на замковой стене.
Они отошли к статуе, Годрик облокотился о постамент, Эмер теребила пояс. На нее накатила безмерная усталость и опустошение. Как будто струна, натянутая от сердца к голове, и раньше звеневшая - только затронь!
– лопнула от напряжения.
– Тетя настаивает, чтобы мы помирились.
– Да, - ответила девушка машинально.
– Но ты же знаешь... Тебе лучше уехать из Дарема.
– Да.
– Не думай, я не гоню, - было видно, что подобные речи дались ему с трудом.
– И я уважаю твои чувства, и твой выбор. Но здесь опасно. Вдруг случится, что я не смогу тебя защитить?
– Понимаю.
– Тебе надо принять решение, пока королева здесь. Потом может быть слишком поздно. Вчера ты была слишком расстроена, я хотел, чтобы ты немного поостыла. Что скажешь сегодня?
Эмер перевела взгляд на Даремскую равнину. По зеленому полю бежали тени от облаков. Горы на самом краю земли были в тени и казались синими.
– Я устала, Годрик, - сказала девушка.
– Решай сам. Что бы я ни делала, ты всем недоволен. Ты слышал, что я сказала тогда, при королеве. Я не отрекусь ни от одного слова, но повторять не стану.
– Ты говорила сгоряча.
– Нет. Я из Роренброков, - сказала она.
– Мы не бросаемся словами. Но и не навязываемся, если нет надежды. Я не прошу многого. Просто скажи: у меня есть хотя бы маленькая, совсем крохотная возможность, что однажды ты изменишься ко мне?
Годрик долго молчал, а потом глухо ответил:
– Не могу обещать тебе этого.
– Поняла, - Эмер поежилась от озноба, хотя солнце так и припекало.
– Тогда смотри сам. В этот раз я не стану спорить, и при королеве соглашусь с любым твоим решением.
– Хорошо, - тихо ответил Годрик.
Худенький паж в красно-желтом берете несмело приблизился и передал Годрику записку.
– Королева просит придти в собор, помолиться, - сказал Годрик, прочитав послание.
– Просит, чтобы я был один.
– Это предлог, - ответила Эмер.
– Будет спрашивать о разводе.
– Тоже так думаю.
– Иди, не заставляй Её Величество ждать.
Годрик пошел, но почти сразу же вернулся.
– Мне, правда, жаль, - сказал он.
– Мне тоже, - кивнула Эмер.
– Господин! Господин!
– крики Сиббы заставили их оглянуться.
Верный оруженосец совсем запыхался, бегом одолев лестницу, и стоял, уперев ладони в колени, и пытался отдышаться.
– Зачем кричишь? Пожар случился, что ли?
– недовольно спросил Годрик.
– Господин...
– Сибба смог, наконец, говорить ровно: - В кузне взорвалась плавильная печь...
– Кто-нибудь пострадал?
– Годрик схватил его за плечо и встряхнул.
– Все живы? Ну же, не тяни!
– Все живы, но двоих хорошо обожгло... Пожар тушат, надо привезти нашего лекаря, тамошний не справится...
– Едем!
– Годрик стремительно направился к лестнице, но остановился, оглядываясь на Эмер.
– Королева ждет меня...
– Езжай в деревню, - сказала Эмер, - ты нужен сейчас там. Я скажу Её Величеству, что ты задержался неумышленно.
– Благодарю, - Годрик коротко кивнул и исчез в сумраке коридора.
Сибба, так и не успевший отдышаться, со стонами поспешил за ним.
Эмер развернулась совсем в другую сторону и побрела в церковь. Сейчас королева опять устроит допрос, снова будет упрекать в легкомыслии и предательстве... Странно, но теперь Эмер не чувствовала страха или раздражения перед этим разговором. Слова Годрика окончательно опустошили ее.
Она шла медленно, останавливаясь у каждой бойницы, чтобы посмотреть вдаль. Вот и закончились ее дни хозяйкой в Дареме. Собственно, закончились, так толком и не начавшись.
В церкви было темно, только две свечи горели у алтаря. Не было видно и обычной королевской свиты, и это еще раз подтвердило, что королева задумала вовсе не молиться. Эмер подошла к алтарю и осмотрелась.
Никого.
Может, королева передумала и удалилась? Или зашла в исповедальню? Кается в грехах Ларгелю Азо, а он презрительно кривит губы, выслушивая о королевских проступках. Но из исповедальной не доносилось ни шепотка. Значит, епископа тоже нет в соборе?
Поглаживая крышку саркофага, Эмер припомнила последнюю встречу с епископом. Тогда тоже был полумрак. И камень скрежетал о камень.
Тут сердце застучало быстрее, и безразличие исчезло, как по колдовскому заклинанию. А чем же скрежетал Его Преосвященство? Возможно, есть тайник? Неплохо было бы на прощанье раскрыть епископские тайны.
Эмер ощупала саркофаг, но потайных ящиков не обнаружила. Подумав и оглянувшись, она уперлась ладонями в край. Крышка подалась, хотя и с трудом, и раздался знакомый скрежет. А ведь святые мощи должны покоиться в запертом гробу, это всем известно.
– Да простит меня святая Медана...
– пробормотала Эмер, заранее извиняясь перед святой.
Она сдвинула крышку на три ладони, заглянула внутрь и тут же отпрянула, осеняя себя священным знамением.
– Яркое пламя!
– вырвалось у нее.
Пытаясь унять бешено застучавшее сердце, Эмер взяла свечу и снова заглянула внутрь. В каменном гробу лежала мертвая женщина. Красивая, золотоволосая, в бархатном платье, сплошь расшитым золотой нитью. На голове, шее и сложенных крестом руках сверкали золотые украшения. Эмер наклонилась, рассматривая покойницу.
Неужели это - тайна Ларгеля Азо?