Времена Амирана. Книга 5: Выстрел
Шрифт:
Надо, надо потихоньку сваливать, – думал Бирюк, глядя на заманчивые дали за рекой, – ну их, пропади они пропадом со своим царем.
В такт своим мыслям он, незаметно даже для самого себя, шаг за шагом, тихо отступал назад. Хорошо бы, конечно, дождаться ночи. Ночью все можно сделать тихо и незаметно. И чего он тянул? Самому удивительно. Просто какое-то помрачение нашло. Нет уж, жил он как-то без этой, пропади она, государевой службы, и дальше проживет. И никто ему не нужен. Сам…
Он огляделся. Вон, неподалеку, на самом бережку, кусты растут. За них ежели зайти потихоньку, так никто и не заметит. А там – с обрыва прыг. Если что, свои ребята помогут, подхватят.
***
Рука герцога ван-Гайзермейстера медленно пошла вверх, пуская солнечные зайчики с вороненой поверхности стальной перчатки в глаза внимательно следящих за ней трубачей. Еще пару шагов и он резко опустит руку, подавая сигнал. И взревут трубы. И лошади, пока что ровным шагом приближающиеся к строю выстроившегося в ожидании атаки противника, будут пришпорены. И крик «Ар-р-бако-ор!», вырвавшийся из тысяч глоток, заглушит стук копыт по земле и траве, заглушит страх тех, кто первым ударит грудью в эти, ощетинившиеся пиками, ряды, заглушит сомнения и вызовет панику среди обороняющихся.
Сейчас, сейчас… Ах, этот сладкий миг предвкушения боя, предвкушения победы! Еще шаг, и…
Крик возник раньше. И это был не тот крик, и раздался он не там. И кричали не так. Рука пошла вниз, но тоже как-то не так, и трубачи, растерявшись, молчали.
Герцог, прежде чем обернуться, вдруг почувствовал, как что-то зашевелилось вокруг. Только что это было единое тело, и он сам ощущал себя как часть его. И вдруг словно судорога прошла по нему, и то, что было монолитом, стало рассыпаться, дробиться, и герцог, хоть и окруженный рыцарями со всех сторон, почувствовал себя одиноким. Странное ощущение.
Он оглянулся. Сперва он ничего не заметил, плотно, пока еще, сдвинутые фигуры загораживали от него то, что он хотел увидеть. Но случайный взгляд на ординарца, отчего-то задравшего голову и смотрящего вверх, заставил и его самого взглянуть туда же. И когда он, наконец, увидел то, что раньше него увидели другие, из его груди вырвался крик.
***
Забавно. Пафнутию, помнится, ужасно досадно было, когда при его появлении люди начинали метаться в разные стороны и разбегаться с криками. Он же не делал ровным счетом ничего плохого. Нет, ну – было, было один раз, да. Он тогда еще ничего не соображал, и вообще, это был не он.
Потом, правда, пришлось использовать этот страх перед ним, и не раз. И он как-то привык. Тем более что он был уже не один. И, в общем-то, ему хватало. И раз он может помочь этим людям, тем, которые с ним, то почему бы…
И все равно каждый раз забавно. Какая паника! Он словно вихрь над поверхностью воды. Пролетел и взбаламутил ровную поверхность. И пошли плясать гребешки. Вот и сейчас. Пафнутий знал, что ему предстоит. Он зашел сзади, рождая волну ужаса, и, оказавшись между этими, приготовившимися к атаке, и другими, которые были свои, и которые мрачно ощетинились копьями, готовые стоять до конца, он развернулся, ловко кувыркнувшись в воздухе. Ему нравилось делать такие кульбиты. Высший пилотаж, вся эта воздушная акробатика доставляли ему истинное наслаждение. А сейчас к нему были прикованы тысячи глаз, и это вдохновляло.
Сейчас нужно было действовать радикально. Сейчас – это вам не село напугать для удобства грабежа. Сейчас война. А на войне как на войне. На войне убивают. А как – это уже дело вкуса. И Пафнутий пустил струю пламени прямо навстречу наступающим. Правда, они уже не наступали. Кто-то стоял в растерянности, кто-то уже, особенно по краям, пытался вырваться из рядов и уйти куда-то в сторону, прочь. Поздно.
***
Случилось то, что случается часто. Продуманный план на поверку оказался сущей туфтой. Река, как выяснилось, была не только холоднее, но и глубже, и, главное, напор ее струй подхватил сунувшегося доверчиво в них Бирюка, подхватил и понес. Это оказалось совсем не то, что купаться в родном пруду у деревни. Поскользнувшись еще у самого берега на невидимом валуне, он плюхнулся в воду, уйдя туда с головой, а дальше его закрутило. Берег – тот самый, который он только что покинул, был близок, до него, казалось, рукой было подать. И этот берег несся мимо, отталкивая водяным валом от себя неосторожного пловца.
Бирюк попытался развернуться против течения. Он судорожно греб, задыхаясь и теряя силы, но ничего не получалось. Его несло. Он уже не думал ни о чем, единственное, чего ему хотелось, это ощутить дно под ногами. Дна не нащупывалось, как он не пытался, и каждая такая попытка заканчивалась тем, что его захлестывало, и он долго потом не мог отдышаться.
И, главное, не смотря на явную опасность для его, Бирюка, драгоценной жизни, никто из его «бессмертных» не пришел к нему на помощь. Где они, что с ними, он не знал и не думал. Во всяком случае, никого из них рядом не было.
Помощь пришла, откуда не ждал. Река сама подала ему руку, подмыв росшее на берегу дерево, и это дерево, держась остатками корней за берег, лежало на воде, своей раскидистой кроной перегородив Бирюку путь в неизвестность, скорее всего к преждевременной кончине.
Цепляясь за объеденные водой склизкие ветки, Бирюк выполз на сушу. Ноги дрожали, впрочем, и руки тоже. Но теперь он мог оглядеться, и, к своему удивлению, увидел несколько голов, торчащих на поверхности воды. «Бессмертные» боролись с рекой на равных. Пора было собирать воинство. И Бирюк свистнул.
Собирались долго, слишком их, его упырей, как про себя называл Бирюк «бессмертных», разбросало течение, которое так никто и не сумел побороть. В конце-концов, когда уже десять упырей, мокрых, но бодрых, вылезло на сушу, он, в отчаянии, послал двоих за оставшимися. И они, черт возьми! – нашли и вернули заблудших. Как они это сделали, Бирюк не представлял и даже не догадывался. Но сделали!
Интересно, – думал он, – что они сказали им? Он ни разу не слышал, чтобы «бессмертные» как-то общались друг с другом. Но ведь как-то…
Ладно, главное, теперь снова все в сборе. Значит, можно и посмотреть, что же там, на бережку делается. Течением их унесло довольно далеко от своих. Теперь они располагались где-то там, где хозяйничал противник. Сами того не желая Бирюк и его «бессмертные» воины оказались в тылу ахинейского войска. И Бирюк осторожно полез на кручу.
В стане противника царила суета и суматоха. Выглядывая из кустов, Бирюк видел, как мечутся в явной растерянности фигуры с тюрбанами на головах. Всадники – явные командиры, с криками подгоняли солдат, и подгоняли в направлении противоположном тому, куда они только что шли. На миг Бирюку показалось, что они отступают, отступают от… кого? Бенедиктова войска, что ли? Нет, этого не могло быть. Да и не похоже это было на отступление. Бирюк уже видел, как это бывает, и знал, что тогда-то уж никого подгонять не надо. А что же это? И у него мелькнула мысль, что кто-то напал на этих чертовых ахинейцев. Напал сзади, откуда не ждали, и теперь командиры разворачивают своих навстречу новому врагу.