Времена Амирана. Книга 6: Путь зерна
Шрифт:
– Что? – Повторил он.
– Я говорю, мы же не бросим его тут?
– Конечно, нет.
– Возьмем с собой? Или сами тут?..
– Не знаю. Посмотрим, как он…
Майя лежала, прижавшись к Бонифациусу, осторожно обнимая его и пытаясь насытить его тело энергией. Толку, конечно, от этих ее стараний, чуть, но хоть что-то… А что она еще могла?
Лучше бы спала, право же. Сейчас бы поспала, чтобы хоть под утро сменить его тут, на посту. А то, если он так и не поспит, что делать будет завтра?
А что им предстоит завтра? Этого Халеб не знал. Действительно,
Но, и в самом деле, не бросать же его тут?
***
Агайю и впрямь накормили. И не рыбой с рисом, как все эти дни, а дали полную миску вареного мяса, от которого так одуряющее пахло, что даже голова закружилась. И целую лепешку, и того, что тут называли чаем – отвар травы Бискум. В детстве она тоже пила его, потом отвыкла.
Накормили и дали – неслыханная щедрость – матрас, набитый слежавшимся сеном. Сено было старое и даже не пахло, оно свалялось в комки, но все же это было куда лучше, чем просто утоптанный земляной пол, в котором, к тому же, жили больно кусавшиеся блохи.
И Агайя выспалась. Выспалась, поела все того же мяса – кстати, очень вкусного, нежного, хоть и приготовленного без специй. Выспалась, поела, посетила нужник во дворе, путь куда до сих пор ей был заказан, и, провожаемая непонятным взглядом хозяйки, беспрепятственно вышла на улицу.
На улице было хорошо. Ветра не было, ярко светило солнце в чистом небе, и никого, кто хотел бы обидеть ее. Слышались детские голоса, но детей видно не было. Должно быть они играли во двориках. Пустая улица привела Агайю к площади. Площадь тоже была пуста. Посредине виднелась какая-то неприятная на вид кучка чего-то, над чем роилось целое облако мух, чье жужжание долетало даже до того места, где она остановилась.
Агайя огляделась. Она стояла рядом с большим домом, размером чуть ли не в целый квартал тех крохотных хижин, из которых и состоял этот поселок. Дом был похож на храм. Подобный стоял и в ее родном поселке. Вот только креста на этом доме не было, так что храмом он быть никак не мог. Агайя вспомнила, что, когда их пригнали сюда, то большинство загнали как раз сюда. Сама она там не была, ее тот тип сразу отделил от прочих.
Агайя заглянула внутрь. В полумраке огромного зала было пусто. Стояли скамейки. Напротив входа, у противоположной стены было возвышение, как и в их храме. С этого возвышения священник читал свои проповеди, туда же к нему подходили, чтобы покаяться и получить отпущение грехов и благословение. А тут что? Если это не церковь?.. А, впрочем, ей-то какая разница? Она же не собирается тут жить.
А что она собирается? А вот об этом стоило основательно поразмыслить. Сесть на скамейку, и подумать.
Агайя вошла и подошла к крайнему ряду. Села. Через некоторое время ей стало неуютно. Тут, в этом не-храме, было сумрачно, тихо и прохладно, а на улице светило солнце, согревая своими лучами. Захотелось туда. Там, правда, сесть было не на что. Вот и выбирай…
А, впрочем…
Агайя встала и наклонилась к скамье, на которой сидела, попробовала поднять, и скамья оказалась в воздухе. Она не была прикреплена к полу. Отлично!
Теперь она сидела, прикрыв глаза и подставив лицо солнечным лучам, сидела, прислонясь к стене, и думала.
И что бы ей ни приходило в голову, все было не то.
***
За ночь ничего не случилось. Халебу удалось-таки поспать, а когда он проснулся, светило яркое солнце и Майя кормила с ложечки Бонифациуса мясным бульоном. Халеб облегченно вздохнул. Но, как выяснилось, он рано радовался. Вскоре у больного началась рвота, причем с кровью, после чего он вновь потерял сознание.
Страдая от осознания собственного бессилия, Халеб решил занять себя работой. Что он будет делать, он решил еще вчера.
Он, позавтракав куском мяса, которого стало просто завались, прошелся по поселку, приставая к встречным с одним вопросом:
– Дауд. Где? Где Дауд?
Наконец, один не стал делать круглые глаза и беспомощно вертеть головой, а взяв его за рукав, подвел к одной из хижин и ткнул пальцем, сказав при этом что-то, наверное «здесь», как перевел это для себя Халеб.
Дауд ему нужен был в первую очередь как переводчик, ну, и как посредник тоже. Предстояло кое что позаимствовать у селян. Что-то на время, а что-то и насовсем.
– Дауд, – сказал Халеб, увидев в полумраке хижины сидящего на полу вчерашнего врага, – Дауд, иди сюда, разговор есть.
Дауд вышел. Вид его был хмур и смотрел он исподлобья, однако стоял он спокойно. Ну, и ладно, – решил Халеб, – что он мне?
– Дауд, мне нужна телега. Насовсем.
– Зачем? Ты что, хочешь запрячь лошадь и уехать? Так ее сожрут по дороге.
– Ты прав, – согласился Халеб, – я думал об этом. Поэтому лошадь не нужна. А из телеги я сделаю маленькую тележку, которую мы сможем толкать сами. Если что – спрячемся под нее же. Так что, телега мне нужна только чтобы взять от нее колеса. Ну, и еще кое-что. И инструменты нужны.
– Нету у нас ненужных телег. – Дауд был все так же хмур и слова цедил сквозь зубы, нехотя. – Никто не даст. Ну, разве что – силой отнять.
– Силой бы не хотелось.
– И правильно.
– Но, слушай, ты же тут главный, помоги.
– Уже нет.
– Что – нет? – Не понял Халеб.
– Не главный уже. Был главный, пока был Крылатый Змей. Он меня слушался, а поэтому слушались и эти. – Он мотнул головой куда-то в сторону, подразумевая, по-видимому, своих земляков.
– А!.. – Понял Халеб. – Так тебя низложили. Ясно. Но что же делать? Без тележки-то все равно никак. А нам идти надо.