Времени нет
Шрифт:
Что действительно могло поразить — это открывающаяся с четвертого этажа панорама центра Киева. Но Эдем успел лишь обратить внимание на скульптуру Берегини, шпили церквей и Дом с химерами, как слева от него прозвучало:
— Как символически, не правда ли?
Эдем вздрогнул, от голоса джина по телу побежали муравьи, а тот продолжил:
— Химеры под президентским окном. Ежедневное упоминание о призрачности человеческих надежд.
Сегодня Саатчи появился в зеркале над шахматным столом. Он был в преломленной с одной стороны шляпе с черными перьями, в темно-зеленом охотничьем плаще и холщовой белой рубашке с воротником
Но Эдем не был настроен на пустую болтовню.
— Я ожидал, что ты явишься, — сухо сказал он.
— О, ход белых, — джин наклонился поближе к шахматной доске. — Ба! Но это 23-я партия Стейница с Чигориным. Возьми в руку слона. Возьми! Ну, как хочешь. Чигорин вот взял. Слон идет на четыре, оставляя пешку без всякой защиты. Прекрасный в своем идиотизме ход. Стейниц не верит своему счастью: противник вел перед этой партии, а теперь поймал такую гаву. Надо только упереться туром в короля. Мат в один ход. Выигранная партия, выигранный матч, Стейниц остается чемпионом.
Вдохновенная речь оказалась напрасной — расстановка фигур Эдема не интересовала.
— О чем ты вообще думал? — резко сказал он.
Перы на шляпе джина, пышно развевающиеся на нереальном ветру, сразу обмякли, стали как желейные, и растеклись по шляпе. Усы обвисли. Двухстволка стала резиновой и склонилась джину на плечи.
— Я думал, ты меня ждешь, потому и появился, — теперь Саатчи не был бравым парнем.
— Президентом?! — Эдем махнул рукой в сторону государственных флагов выше его. — Ты запросто сделал президентом постороннюю личность! Человека, не работавшего в сфере государственного управления. Человека, который никогда не управлял даже небольшой компанией. Юриста, у которого за всю карьеру даже не было толкового, честного, громкого судебного процесса…
— Да что там говорить, просто неудачу! — вставил Саатчи.
— Да, неудачнику! Неудачнику! И я должен принимать государственные решения?
Саатчи поднял бровь, демонстрируя, что он думает об уровне принятых в этом кабинете решений.
— Президент — это не самый умный, не самый достойный и дальновидный из вас. Это просто человек, сумевший воспользоваться шансом, не больше, — заявил он.
— Двадцать минут назад мне пришлось решать судьбу реальных людей. Живые люди. Нет белых и черных фигур. Людей из плоти и крови. И если я ошибся, это значит: я обрек их насмерть.
Эдем махнул рукой, и шахматные фигуры разлетелись по комнате, как сноп искр, только черная пешка замерла сиротой на краю доски.
— Такова была договоренность: слава, деньги, власть, — обиженно сказал джин. — Что-то я не слышал жалоб, когда ты рвал струны на стадионе или договаривался о соглашении на сотню миллионов.
— Там у меня был выбор. От моего решения не зависели человеческие жизни.
— Ты уверен? — спросил джин с недоброй улыбкой. — Ты до сих пор считаешь, что можно махать крыльями и не навлечь бурю? Что люди существуют сами по себе и могут не отвечать за свои поступки, если не было обнаружено очевидных последствий? Что песчинка в замке не должна считать себя причастной, если ее движение разрушит всю конструкцию?
Эдем взял с доски одинокую пешку.
— Можно, и вся моя жизнь — тому доказательство, — сказал он шахматной фигуре. —
— Это я не знаю?! — эти слова были налиты такой яростью, что Эдем попятился от зеркала. Джин вдруг поставил весь в черном, и только глаза его пропекали насквозь. — Да что ты вообще понимаешь о любви и разлуке, об устремлениях и разочарованиях, о гневе и ненависти, о достижениях и потерях, сопляке? Это не тебе дали единственную возможность — за сто лет! — заключить соглашение с кем-то из смертных. Сто лет в страхе: а вдруг что-нибудь пойдет не так? Сто лет планов и надежд, которые можно перечеркнуть, не принимая в руки карандаш. Сто лет — чтобы увидеть, как по ту сторону зеркала выбранный тобой человек размазывает сопляки.
Пешка с грохотом выпал из руки Эдема на пол. Фигура джина медленно охватывала огонь.
— И знаешь, поскольку я могу предвидеть будущее, я тебе скажу: поздравляю, у твоих поступков будет следствие. И кончится он смертью того, кто ее никак не заслуживал. Того, кто пытался сделать этот мир лучше.
— Чьей смертью? — хотел спросить Эдем, но не успел: джин щелкнул пальцем и исчез с таким громким грохотом, от которого документы взлетели со стола и закружились по кабинету, а зеркало покрылось густой сеткой трещин и через мгновение брызнуло занозами на пол.
* * *
Смерть невиновного.
Эдем не помнил, сколько простоял, разглядывая свои отражения в занозах. Он не ответил на вопрос влетевшей в комнату охраны, все ли у него в порядке. Когда в ушах наконец перестало звенеть, а нога выстрелила сгустком боли, Эдем облокотился на палку и попытался продолжить разговор с джином.
Второе зеркало было в комнате отдыха рядом с кабинетом.
— Саатчи, — тихо позвал Эдем, стараясь говорить так мягко, как только мог. — Саатчи, давай поговорим.
Только отражение седого мужчины с мешками под глазами.
— Саатчи, я не буду размазывать сопляки.
Смерть того, кто никак ее не заслужил, — о ком бы это? Неужели о ком-то из военных, а значит, Эдем отправил утром людей на смерть? Это противоречило бы содержанию их с джином разговора и означало бы, что Эдем прав, упрекая Саатчи за сделанный им выбор. Тогда кто? Кто-то из причастных к гибели Фростова персонажей вчерашнего дня, в судьбу которых сумел вмешаться Эдем? Но вряд ли они ставили своей целью улучшить этот мир.