Времени в обрез
Шрифт:
– Комитет будет ждать меня в течение восьми дней, – напомнил Дэйн.
– Вы там будете через пять, если будет на то воля Аллаха.
– В пути могут случиться непредвиденные задержки?
– Непредвиденные? Нет, ничего непредвиденного не ожидается, хотя будущее сокрыто от человеческих глаз, особенно от глаз того, кто отправляется в длительное путешествие. – Бен Алима медленно встал. – Но теперь, друзья мои, вам нужно отдохнуть. Слуга принесет ужин, а я пойду и проверю, все ли готово к поездке.
Он вышел из комнаты. Майид сразу же прилег на диван, сладко зевнул и уснул.
Почему бы и нет? Дэйн лег, закрыл глаза и уже мгновение спустя крепко спал.
Слуга разбудил их через час. Али Бикр принес ужин, состоящий из жареной баранины, плова и фиников. Он сказал, что Саид Бен Алима скоро навестит их, и вышел. Дэйн и Джабир ели молча, но Майид не переставал повторять, что это лучший ужин, который ему доводилось попробовать за последние два года.
Прошло около часа после того, как они расправились с кофе, и Майид уже начал беспокоиться. Но тут вернулся Бен Алима, рассыпаясь в извинениях по поводу того, что заставил гостей так долго ждать, и объявил, что все готово.
– Вам нужно спешить, – сказал он. – Джабир, мистер Дэйн, прошу вас переодеться в эту одежду и оставить свою здесь.
Он открыл шкаф и выдал каждому из них типичный костюм бедуинов: хлопчатобумажный халат, шаровары, клетчатую шерстяную накидку и обязательный бурнус, вместе с черным шарфом, которым бурнус крепится.
– Да, ты вполне похож на араба, – заключил Бен Алима, когда Дэйн закончил переодеваться. – Правда, арабы могут быть похожи на кого угодно... Твои ботинки не подходят к костюму, но лучше их оставить. Если полиция захочет вас проверить, тебя все равно раскроют. Постойте – я чуть не забыл!
Он бросился к другой дверце шкафа и достал два изогнутых кинжала, таких же, как тот, что носил Майид. Потом он немного отступил, чтобы полюбоваться результатом своих трудов.
– Да, пожалуй, все, – сказал он. – А теперь вам и Майиду нужно поскорее отсюда убраться.
– А как насчет настоящего оружия? – спросил Джабир, со страхом разглядывая свой кинжал.
– У меня никогда не было даже самого плохонького пистолета, – ответил Бен Алима. – Я простой купец и простой политик, помоги мне, господи... Впрочем, даже бедуинам не разрешается носить ружья в черте города. Но Майид и его друзья раздобудут вам оружие, как только смогут. Вам пора, а я помолюсь, чтобы ваш поход был быстрым и удачным.
Они покинули дом через ту же дверь, что и входили, и услыхали, как за ними щелкнул замок.
– Вам лучше надвинуть на лицо капюшоны накидок, – посоветовал Майид и быстро пошел по дорожке.
Они миновали несколько поворотов, покорно следуя за Майидом, который уверенно шел впереди. Минут через десять из какой-то двери выскользнули четыре закутанных в накидки фигуры и присоединились к ним. Насколько Дэйн мог определить, это были беду. За последующие двадцать минут никто не проронил ни слова.
Они вышли к окраине. Сзади слабо мерцали огни на ночных улицах города. Впереди расстилалась серая громада пустыни, едва различимая при свете звезд. В пятидесяти ярдах Дэйн, присмотревшись, увидел
– Все они из города, – сказал Майид, – но хорошие всадники. А сейчас ты увидишь, что такое жизнь настоящего араба.
– Должно быть, это что-то интересное, – с сомнением в голосе произнес Джабир.
– Наверняка, – подтвердил Дэйн. – И наверняка неприятное.
Джабир понуро кивнул и вместе с Дэйном пошел к верблюдам.
9.
Научиться езде на верблюде, по идее, не трудно, – думал Дэйн. – Как всегда, при овладении новой технологией, на начальной стадии требуются только упорство, смекалка и способность воспринимать свои неудачи с юмором. С такими мыслями он, не колеблясь ни минуты, пошел к коленопреклоненной твари, которую показал ему Майид.
Прежде чем Дэйн успел твердо устроиться в деревянном седле, обитом овечьей кожей, и как только он беспомощно начал шарить вокруг в поисках поводьев и дергать ногами, пытаясь нащупать несуществующие стремена, верблюд всхрапнул, дернулся, застонал и встал на ноги, что походило на серию толчков при землетрясении. При этом Дэйн больно ударился о луку седла.
Американцу все это совсем не понравилось. Но секунду спустя он обнаружил еще одну потрясающую вещь: этот верблюд, оказывается, разбирался в психологии, если не верблюжьей, то в его, Дэйна, уж точно. Поскольку животное выгнуло шею, длинную и гибкую, как средних размеров питон, повернуло голову на сто восемьдесят градусов и уставилось прямо Дэйну в глаза, причем с расстояния в шесть дюймов, не больше.
Казалось, на него пялится доисторический монстр, при этом с каким-то подозрительным выражением – от этого становилось жутко и довольно противно. Взгляд у верблюда был воинственный, вздорный и исполненный гнева, словно напоминающий, что момент жестокой истины скоро грянет.
Дэйн уставился в ответ, давая верблюду понять, что с собой шутить он не позволит, пусть только попробует. Он нащупал повод, кто-то подал ему ружье и сумку со снаряжением, кто-то передал стрекало.
Дэйн ткнул верблюда стрекалом. Тварь презрительно проигнорировала укол и продолжала пялиться. Дэйн с трудом пытался сохранить уверенность в себе, но тщетно; он понимал, что нужно хотя бы притвориться, что она у него есть, а потому резко ударил пятками по ребрам верблюда и сказал:
– Пошел, поганый змееголовый ублюдок.
Ублюдок невозмутимо продолжал глазеть, в основном, не потому, что привык к постоянным понуканиям, а потому, что впервые на его спине сидел американский спецагент, от которого пахло как-то не так.
Дэйн принялся колотить зверюгу между глаз и по отвратительно гибкой шее. К счастью для них обоих, кто-то во главе отряда подал сигнал к отправлению. Как только остальные верблюды тронулись с места, монстр американца бросил на него последний взгляд, давая понять, насколько ему безразличен всадник. Затем животное вернуло шею на исходную позицию и направилось за остальными, при этом явно показывая, что идет оно так, как само пожелает.