Время кобольда
Шрифт:
– Так, вот сразу нахуй пошёл, – ласково встретил его я.
– Это неконструктивный подход!
– Похуй.
– У нас общие проблемы, и их надо решать сообща!
– Слушай, Стасик, – вздохнул я, – я мало что помню, но почему-то не сомневаюсь, что ничего общего у нас с тобой нет. С тобой на соседнем очке присесть – и то зашквар.
– Это потому, что я гей, да?
– Нет, это потому, что ты мудень.
– Кэп, вы мне тоже крайне неприятны, как неприятны все тупые агрессивные гомофобы. Однако я вынужден настаивать – вам придется
– О, ты уже кого-то представляешь?
– Кто-то должен был принять на себя ответственность. Для начала, людям не нравится, что у вас оружие. Вы пугаете их. Кроме того, я считаю, что право на насилие, а также его инструменты должны быть делегированы общественным структурам.
– Это тебе, что ли?
– На данный момент – да. В дальнейшем мы, применив соответствующие демократические процедуры, выделим из состава общины условных «силовиков». Возможно, именно вы войдете в их состав, вы выглядите как человек решительный и умеющий обращаться с оружием.
– Не сомневайся. Умею.
– Вот видите!
– Вижу, что оружие, с которым я умею обращаться, уже у меня. И хер я его кому-то отдам. Даже если придется это умение продемонстрировать.
– Если вы плюнете в общество, общество утрётся. Если общество плюнет в вас…
– То зубами подавится… – меня накрыло ощущение дежавю.
– Вы совершенно невыносимы. И, кстати, почему вы мне «тыкаете»?
– С целью вербально подчеркнуть отсутствие уважения к собеседнику.
– Вы удивительно неприятный тип. Просто воплощение всего отвратительного, неуместного и нетолерантного. Таким, как вы, не место в обществе.
– …раздался голос из параши… – не удержался от детской подначки я.
– Вы мне омерзительны! Я этого так не оставлю! – Стасик развернулся и гордо ушёл.
– А вы умеете заводить друзей, белый маса! – прокомментировал Сэмми. – Кстати, вы только гомофоб или ещё и расист?
– А как насчет сексизма, Кэп? – поинтересовалась сзади Натаха. – Женщина должна знать своё место?
– Я толерантен и ненавижу всех мудаков одинаково. А женщина, разумеется, должна знать своё место. Но имеет полное право это место выбрать.
– Тогда я с вами, Кэп, – ответила Натаха. – Этот дятел мне отчего-то сильно не нравится.
– И неудивительно, – добавила Абуто, – он же неоднократно пытался нас убить.
– Откуда ты знаес?
– Нашла у себя в кармане интересную бумажку. Вроде письма самой себе. Похоже, мне не впервой терять память.
Однако, надо бы и мне свою бумажку прочитать.
– Так, кто голодный? – спросил я бодро. – Приглашаю в столовую. Кормят там откровенным говном, но я съел и не умер.
– Да тебя, Кэп, походу, ломом не убьёшь… – буркнула Натаха, но против столовой никто не возразил.
Там уже скучковался обалделый от происходящего народ. Когда мы вошли, все разом смолкли и уставились. В центре торжествующе взирает на нас Стасик, явно воспользовавшийся всеобщей растерянностью для укрепления руководящей позиции.
Да и хрен с ним.
Мне повторять завтрак не хочется, так что ограничился котлетой, куском хлеба и компотом. Вкуснее всё это не стало.
– Какое говнисе! – с чувством сказала Сэкиль.
– Недовольные могут убираться из общественной столовой! – заявил Стасик.
Люди одобрительно забормотали, кивая. Эх, не возьмут меня в местную милицию – или что там за «силовые структуры» задумал самоназначенный лидер.
– Стасик, ты не мог бы подойти? – спросил я.
– Это ещё зачем?
– Да вот хочу тебе ебало разбить, но вставать лень.
– Вы видите, видите! – заволновался он. – Совершенно антиобщественные типы! Враги народа, можно сказать! Необходимо срочно принять меры!
Но народ как-то не возбудился на репрессии. Все плохо соображают и дезориентированы. Им бы понять, кто они и где они, тут не до мер социальной защиты.
– Тьфу, хоть бы погрели, что ли… – недовольно бурчит Натаха, – по-моему, у меня лёд на зубах хрустит.
– Тёплое говно, холодное говно – всё равно говно… – философски заметил Сэмми.
***
После обеда я предложил устроить «публичные чтения» – вернуться в комнату, где мы проснулись, и зачитать найденные у меня и у Абуто дневники. Может, поймём, что происходит.
– Эй, – неожиданно вмешался Стасик, – если у вас есть какая-то информация, она должна быть общим достоянием!
– Что за информационный коммунизм? – удивилась Абуто. – Это личный дневник, кому хочу, тому читаю.
– В общине личное уступает общественному!
– Тогда в жопу общину, – отмахнулась она. – Пошли отсюда.
– Личное буду пропускать! – предупредила она после того, как мы заперли дверь. – Я тут позволила себе оценивать вас…
– Ну вот, – расстроилась Натаха, – самое интересное не расскажут…
– Простите.
– Твоё право, – отмахнулся я.
– У меня описаны всего пара дней, и в основном про себя. Та я, которая это писала, уверена, что умерла и попала в ад. Но у неё – то есть у меня, – был очень тяжелый личный опыт. Её поймала шайка каких-то сумасшедших с фанерными масками на мордах и измывалась над ней. Я, наверное, всё-таки буду говорить в третьем лице, потому что мне не хочется думать, что это всё проделывали со мной…
Абуто рассказывала недолго, но рассказ впечатлил всех.
– Это ж какими ебанутыми тварями надо быть! – сказал Сэмми с чувством, когда она закончила. – Кэп, вы же их убили, я правильно понял?
– Я ещё свой манускрипт не читал, – напомнил я.
– А вы тозе будете пропускать рисьное? – прищурилась Сэкиль. – Мне интересно!
– А уж мне-то… – отвела глаза Натаха.
– Ничего не обещаю, – ответил я и осторожно развернул потрепанную бумажку.
«Итак, ты стоишь в трусах с тупым непониманием происходящего на небритой морде».