Время кобольда
Шрифт:
***
После обеда – приёмный час. Разумеется, меня дёргают в любое время суток, но это такой официальный момент. То, что он специально для того предназначен, помогает собраться с духом нерешительным.
– Тондоныч, можно?
– Нужно, Марин. Заходи.
– Тондоныч… – девочка мнётся. – Эдуард Николаевич разрешил нам с Леной жить вместе. Ну, в одной комнате. Вдвоём. Но я решила всё-таки спросить, можно?
– Ты просила у него разрешения? – удивился я.
– Нет, Тондоныч, что вы! Он сам предложил.
– А откуда он узнал…
– Так мы же скинтолчим с Леной «в отношениях», он увидел,
Ах, да. Скин-толк. Друзья (и не только) синхронизируют графику, используют одинаковые мемкомплекты и всякое такое. Дают понять, что пара. Нет, так-то я в курсе. Старый Аспид, как старый дракон – только делает вид, что ничего не замечает.
– Марина, – вздохнул я. – Ты правильно сделала, что зашла и спросила.
– Вы против, да? Это потому, что мы лесби?
Среди воспитанников считается, что я ещё и лютый гомофоб. Потому что был против участия «Макара» в виртуальном гей-прайде. Я тогда сказал, что не против геев. Но когда человек вставляет в жопу радужный флаг, то проблема не в том, что флаг радужный. Просто не надо вставлять в жопу флаги.
– Нет, это потому, что вы дети.
– Нам уже семнадцать! У нас тоже есть право на чувства!
– Чувства можно оставить, – разрешил я.
– Тондоныч, это…
– Несправедливо?
– Да! И Эдуард Николаевич разрешил! И правила позволяют!
– Марин, послушай меня, пожалуйста. Формально устав интерната позволяет воспитанникам одного пола…
– Гендера!
– Пола, Марин. Гендер «социальный конструкт», верно? Кажется, как раз ты мне это не так давно объясняла.
– Да!
– А правила касаются именно пола. То есть, конкретного анатомического устройства организма, к какому бы гендеру он себя ни относил. Это предусмотрено на случай, если отдельных комнат не хватает на всех. Комнат у нас избыток.
– Но ведь это всё равно не запрещено?
– Нет, но есть нюанс. Запрещено проживание в одном помещении разнополых воспитанников.
– Но мы же обе девочки!
– Да, но ведь гендер – социальный конструкт?
– Тондоныч, вы передёргиваете!
На её лице поверх естественных черт проступил скин-толк возмущённой мультяшной физиономии. А так сидела с чистой кожей, сдерживалась.
– Нет, Марин, это ты слегка запуталась. Гендерные запреты в уставе прописаны не из гомофобии или сексизма. Они имеют вполне рациональные обоснования. Интимные отношения между воспитанниками порождают множество проблем, начиная от ранних беременностей, кончая конфликтами на почве ревности.
– Но…
– Дослушай, пожалуйста. Да, я знаю, что некоторые бегают друг к другу в комнаты ночами. Не слежу, не подсматриваю, просто знаю. Это видно, поверь. Но если пара, находящаяся в отношениях, переходит к совместному проживанию – это уже семья. А «Макар» – не семейное общежитие. Вам семнадцать, до выпуска год, город обеспечит вас жильём – вот тогда съезжайтесь, ведите совместный быт, усыновляйте или рожайте детей – совет, как говорится, да любовь. Не забудьте пригласить на свадьбу.
– Ну, Тондоныч…
– Марина, с точки зрения пола – жить вместе вам можно. С точки зрения гендера – нет. Что ты считаешь правильным?
– Тондоныч, это грубая манипуляция!
– Не грубая. Обычная. Любая попытка изменить мнение собеседника является манипуляцией, в этом нет ничего плохого.
– А может, я не хочу менять мнение!
– Никто не хочет. Если бы хотел, поменял бы сам.
– Так вы нам запрещаете?
– Марина, я мог бы запретить. Но не хочу. Ты умная и почти взрослая девочка, глупо будет, если мы не сможем договориться. Давай так: я довёл до твоего сведения, что мне не нравится эта идея и объяснил, почему. Если ты решишь, что это ничего для тебя не значит – ну что же, так тому и быть. В конце концов, Эдуард Николаевич вам разрешил, правила формально не нарушены, у меня нет повода для административного вмешательства. Тебе семнадцать, пусть это будет твоим собственным ответственным решением.
– Я подумаю, Тондоныч. И с Ленкой посоветуюсь. Спасибо, что выслушали, а не выгнали с проклятиями.
– Всегда к твоим услугам.
***
– Нетта, я кого-то хоть раз «выгонял с проклятиями»? – спросил я, когда за Мариной закрылась дверь.
– Ни разу, Антон, – девушка проявилась, сидя на столе и болтая босыми ногами в воздухе.
– И какого чёрта?
– Детям нравится считать тебя Злющим Аспидом. Иначе им сложно себе объяснить, почему они тебя слушаются.
– Ты думаешь, Марина тоже послушается?
– Уверена, что да. Но в этот раз ты прошёл по грани.
– Чёртов Эдуард.
– Чёртов Эдуард, – согласилась Нетта. – Пытается расшатать «Макар». Запас прочности твоего авторитета большой, но не бесконечный, а твоя политика честности и доверия может однажды и не сработать. Это же подростки, спровоцировать их на бунт проще, чем не спровоцировать.
– И что? Он скажет им «Долой Аспида»?
– Нет, он же не дурак. Прямо сейчас он говорит им: «Антон Спиридонович прекрасный человек, вам очень с ним повезло! Но…» Дать картинку?
– Нет. Я обещал не шпионить и не стану.
– Как скажешь. Имей в виду, его слушают. Не все, но многие.
– Под соусом передовых идей можно скормить детям любое говно. Но зачем ему это?
– Не знаю, Антон. Я просто вирп.
– Ты мой друг, Нетта. Самый лучший.
– Потому что единственный? – грустно улыбнулась она.
– Потому что ты – это ты. Не ищи других объяснений.
***
– Здоров, старикашка! Чего хотел? – Клюся уселась на стол, заставив Нетту переместиться в кресло, и тоже заболтала в воздухе голыми босыми ногами.
Пришла в коротком домашнем платье, едва до середины бедра, и теперь демонстрирует конечности в самом выгодном ракурсе. И не надоедает ведь ей меня дразнить. Настя объясняла, что Клюся имела большие проблемы с отчимом, не зная, что он ей не родной отец. Это, мол, вызвало потребность в замещающей фигуре, которой она назначила меня. И это лучше, чем если бы она стала любовницей какого-нибудь подонка вдвое себя старше, как часто бывает с травмированными домогательствами отца девушками.
Всегда удивлялся, как психологи могут совмещать человеческие отношения с таким вот их препарированием. Они ведь с Клюсей лучшие подруги! Лично я старался ни о чём таком не думать, а ногами любоваться с чисто эстетических позиций. Красивые ведь ноги.