Все они почему-то умирали
Шрифт:
– У меня не контора. У меня офис.
– А для офиса закажите Шилову еще один портрет, где ваш спаситель должен быть изображен в окружении соратников и красивых юных женщин.
– И по какой причине я все это должен проделать?
– Если бы не этот человек, от которого так приятно попахивает хорошим виски, если бы не этот человек, то сидеть вам в объячевском подвале и поныне. А поскольку жить в этом покойницком доме невозможно, поскольку не завтра-послезавтра все отсюда съедут с чувством величайшего душевного удовлетворения, то остались бы вы в своем подвале надолго, другими словами, навсегда. А вы говорите – пьян.
–
– Как не повторится? – удивился Худолей. – Я надеюсь сегодня еще повторить разок-другой. Если, конечно, хозяйка не будет возражать, – он уважительно посмотрел на Вохмянину.
И тут случилось нечто такое, что поразило Пафнутьева ничуть не меньше, чем появление в доме очередного трупа. До сих пор Вохмянина прекрасно держала себя в руках, была спокойна, уверена, не произнесла ни единого сомнительного слова. Она была попросту неуязвима – в каждом ее взгляде чувствовались достоинство, невозмутимость и легкая снисходительность к собеседнику, кто бы перед ней ни находился. Но, услышав слова Худолея о том, что, дескать, если хозяйка не будет возражать, то он не прочь пропустить еще глоточек-второй потрясающего виски, женщина покраснела, смутилась. Стало ясно, что ей лестно называться хозяйкой, более того: она, похоже, в душе и считала себя хозяйкой. Мгновенные перемены, происшедшие с Вохмяниной, заметили, кажется, все присутствующие. Тем более что они прекрасно понимали условность худолеевского обращения, понимали, что тот просто решил подсластиться к домоправительнице, кухарке, домработнице, но уж никак не к хозяйке.
А Пафнутьев, подозрительный и недоверчивый, вынужденный каждый день заниматься тем, что выворачивал людей наизнанку и доискивался, докапывался до истинных причин человеческих слов и поступков, не мог не подумать, – видимо, у Вохмяниной остаются надежды быть здесь хозяйкой. Что-то она знает, что-то таит в себе, что-то есть у нее такое, о чем никто не догадывается.
Хотя, может быть, кто-то и догадывается – Пафнутьев вспомнил вдруг, какими красноречивыми взглядами обменялись совсем недавно Вохмянина с мужем здесь же, в этой комнате, у постели, на которой лежала мертвая Маргарита. Почему они взглянули друг на друга так яростно, так быстро и понимающе? Это были понимающие взгляды. Жена и муж одновременно услышали намек, проскочивший в общем разговоре.
О чем шла речь, о чем говорили в тот момент у постели покойницы?
Так, так, так, – мысленно зачастил про себя Пафнутьев. – Вьюев, говорил Вьюев. Он сказал, что была причина, по которой убили Маргариту, была убедительная, бесспорная причина. А заключается она в том, что ей принадлежал этот дом, она была его владелицей. Да, дом принадлежал Маргарите, он ей и сейчас принадлежит, но владеть им она не сможет в силу определенных обстоятельств. Владеть им будет кто-то другой.
Вряд ли дом достанется убийце – эти слова сказал Пафнутьев. Правильно, если кто убил Маргариту, то вряд ли это узаконит его владение домом. Но возразил Вохмянин, не резко возразил, но достаточно внятно. Как же он выразился? Да, он сказал: дескать, как знать, действительно ли убийце не удастся заполучить это сооружение.
«Вот!» – мысленно воскликнул Пафнутьев в восторге от самого себя, от того, что ему удалось восстановить разговор, интонацию и кто какое слово произнес.
– Сейчас, Катя, вам, наверное, придется взять на себя все хлопоты по дому? – обратился Пафнутьев к Вохмяниной, коварные слова произнес, с тайным умыслом и недобрым замыслом.
– Не знаю, как получится, – Вохмянина уже справилась со смущением, снова была спокойна и неуязвима. Это новое ее превращение тоже оказалось полезным Пафнутьеву – он еще раз убедился, что имеет дело с человеком сильным и способным поступать решительно. «Пусть так, – подумал он, – пусть так».
Из спальни Маргариты все потянулись к выходу, словно решив, что последний долг выполнен, ритуал соблюден и торчать возле покойницы нет надобности.
– Я могу уехать сегодня? – спросил Скурыгин у Пафнутьева уже в коридоре.
– Вы же сказали, что прячетесь? Решили броситься в бой?
– Нет, я продолжаю прятаться, но не здесь. Этот дом мне уже не кажется безопасным.
– Вам лучше подзадержаться на денек-другой, – ответил Пафнутьев. – Кто знает, что еще здесь может произойти.
– Позвольте мне самому судить, что для меня лучше, – резковато ответил Скурыгин, снова показав остренькие зубки.
«Вряд ли его любят партнеры, – подумал Пафнутьев. – И Объячева можно понять – наверняка без должной почтительности вел себя Скурыгин. А учитывая самолюбие и властность Объячева, тому было приятно посадить ершистого партнера в подвал. Что он и сделал. И не мне судить его за это», – усмехнулся про себя Пафнутьев.
– В таком случае я выражусь иначе, – Пафнутьев помолчал, подбирая слова, достаточно точные. – Я запрещаю вам покидать этот дом без моего разрешения.
– Вы имеете на это право?
– Да.
– Вы меня подозреваете?
– Да.
– В чем?
– В убийстве.
– Кого же я убил?
– В интересах следствия не могу сказать... Но здесь все убийцы. Просто я пока не могу каждому дать по трупу. Хотя трупов на всех уже хватает. Но они не распределены. Между убийцами. Моя задача – распределить. Пока я этого не сделаю, никто из дома уйти не может. Не имеет права.
– Даже тайком?
– Об этом я тоже позаботился.
– Но когда тут происходили нехорошие дела, я сидел в подвале. Вы это учитываете?
– Учитываю. Так же, как и все остальные подробности вашего сидения в вышеупомянутом подвале.
– Я могу, наконец, сходить туда за своими вещами?
– Чуть попозже.
– Это когда, простите?
– Я сам скажу, когда будет можно.
– Вы обладаете столь полной властью? – уже злясь, взвинчиваясь, спросил Скурыгин.
– Да.
– Очевидно, мне следовало бы вести себя с вами обходительнее? Вежливее? Подобострастнее?
– Угодливости, которую вы проявляете, мне вполне достаточно.
– Я ничего не сказал об угодливости.
– А я сказал. Простите, мне нужно позвонить. Можете отправляться в свою комнату, можете в каминном зале смотреть телевизор, можете включить телевизор даже в комнате покойницы. Там в видик вставлена какая-то порнушка... После долгого воздержания в подвале вам понравится.
– А вы, оказывается, не столь прост и неуклюж, как это может показаться поначалу.