Всего лишь человек
Шрифт:
Белла упрямо твердила, что с ней все будет хорошо и отказывалась принимать лекарства, которые рекомендовал Карлайл. Кроме тех редких случаев, когда ее настигала боль – вот это она терпеть не умела. Эта ее странная позиция наводила меня на мысль, что Белла знает, что с ней происходит. Но она не говорила, и это был первый раз, когда я возненавидел ее способность скрывать от меня мысли. Раньше это меня интриговало, заставляло теряться в догадках и внимательнее наблюдать за самой Беллой… теперь же я хотел, чтобы она рассказала мне все, но когда разговор заходил об этом, она замыкалась и раздраженно отсылала меня прочь.
Я не знал, как будет лучше для Беллы. Раньше
Через несколько дней она уже чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы поехать в школу. Поскольку ее пикап восстановлению не подлежал, я повез ее на своей машине. Она приняла мою помощь, но как-то слишком холодно, безразлично. Раньше она боролась за свою совершенно не нужную независимость, притворялась недовольной, или наоборот, беспрестанно благодарила и чувствовала себя обязанной. Но в тот день она была абсолютно равнодушной и воспринимала меня как часть обстановки, как нечто само собой разумеющееся…
Меня немного задело такое отношение, но я был готов смириться. Если с моей Беллой что-то произошло, то виноват в этом только я. Я не имею права бросать ее теперь. Я не хочу ее бросать. Я люблю ее, какой бы она ни была, ведь я помню ее прежнюю.
— Может, перестанешь всюду таскаться за мной? – раздраженно проворчала она, когда я обогнал ее и открыл перед ней дверь в столовую.
— Как скажешь, Белла, — пробормотал я. – Я встречу тебя после уроков и отвезу домой.
Я не мог поверить, что она меня разлюбила. Просто… в ее голове что-то повредилось. Это не ее вина. Я поймал на себе сочувствующие взгляды моих братьев и сестер, но не стал присоединяться к ним. Раз Белла не хочет, чтобы я был рядом, я буду наблюдать издалека.
Она – моя жизнь. Ее не станет – и меня не станет. Я знал это наверняка. Я принял это решение много месяцев назад, и никакая мерзкая болезнь этого не изменит. Жаль, конечно, что теперь все ограничено сроком ее человеческой жизни… но это лучше, чем ничего.
Наверное, я должен был пожалеть о том, что не обратил ее, пока она еще была нормальной. Тогда бы у нас впереди была вечность, а теперь мы обречены. Странное чувство. Но я все равно ни о чем не жалею. Потому что – вместе.
Весь день я просидел в машине неподалеку от школы, время от времени заглядывая в мысли школьников, чтобы понять, где Белла. Чувствовала она себя, судя по всему, неплохо. Вот только разговаривать ни с кем не хотела.
Когда закончились уроки, я едва не упустил ее. Она вышла через черный ход и направилась домой пешком. Если бы не Майк Ньютон, заприметивший это ее чудачество, я бы так и продолжал сидеть тут как идиот.
Я вышел из машины и последовал за Беллой, стараясь остаться незамеченным. Что ж, если она хочет побыть наедине с собой, пускай. Но я прослежу за тем, чтобы ей ничто не угрожало. Я всегда буду рядом, Белла.
Ночью я расположился на широкой ветке дерева, неподалеку от их дома. Это была весьма удачная позиция, и я ею пользовался вот уже несколько недель. Весь дом Свонов был для меня как на ладони, но они меня увидеть не могли, не зная где искать.
Было около двух часов ночи, когда я услышал странное шевеление и насторожился. Кто-то крадучись покинул дом. Скрипнула половица на пороге, едва слышно щелкнул замок… и хрупкая девичья фигурка неслышно подкралась к патрульной машине Чарли.
Слабый «Пи-ик» — сигнализация отключена. Как только я понял, что Белла собирается делать, я уже не мог оставаться на своем месте. Через секунду я оказался рядом с ней.
— Изабелла, что ты задумала? – негромко спросил я, кладя ладони ей на плечи.
Она вздрогнула, выругалась, и попыталась меня ударить.
— Эдвард! – завопила она слишком громко, чтобы Чарли мог не услышать. Но в доме было по-прежнему тихо и темно. Чарли слишком крепко спал. – Отстань немедленно, убирайся, слышишь?!
Я осторожно обнял ее и прижал к себе – раньше это ее успокаивало. Я ожидал, что она будет сопротивляться, попытается ударить меня или поцарапать, и я был удивлен тем, как она неожиданно обмякла и расслабилась.
— Эдвард, — пробормотала она едва слышно. В ее голосе было столько грусти, столько боли… Я хотел бы посмотреть в ее глаза и убедиться, что они столь же искренни, но боялся отпустить ее хоть на миг, чтобы не разрушить этот волшебный момент, неведомо как попавший в мутное настоящее из счастливого прошлого.
Я слышал, как ее дыхание участилось, сердце забилось быстрее, пальцы задрожали. Она всхлипнула раз, другой, а через минуту моя рубашка уже была насквозь мокрой от слез. Я осторожно погладил Беллу по волосам, не выпуская из объятий.
Постепенно она успокаивалась, но от меня так и не отстранилась. Когда эмоции полностью исчерпались, и я заметил, что Белла начинает замерзать, я подхватил ее на руки, запрыгнул на карниз, открыл окно ее спальни и пробрался вовнутрь. Я уложил ее на кровать, помог снять обувь и укутал одеялом.
— Все будет хорошо, — прошептал я ей, когда она уютно устроилась в своей кровати и закрыла глаза, собираясь заснуть.
— Да, — так же шепотом ответила она, прижимая к своему горячему лбу мою холодную ладонь. – Я продержусь еще неделю. Я смогу.
Через неделю выпускной.
Хотя отношения наши немного наладились, я так и не сумел сказать Белле, что ее обращение в вампира теперь попросту невозможно.
Проблема в том, что во время перевоплощения весь организм изменяется – каждая клетка умирает и перерождается заново, в новой форме. Превращается все – кроме нервной системы. Она не отмирает, а разрастается в несколько раз. Все рецепторы становятся более чувствительными, мозг работает быстрее, хотя практически невозможно преодолеть привычку думать с человеческой скоростью, а вот все болезни нервной системы… они усугубляются. Это единственное, пожалуй, что не может вылечить наш яд. Все это, конечно, не слишком глубоко изучено, но кое-какой информацией мы располагаем.
Мне было плохо оттого, что время наше ограничено, но в то же время я был счастлив, что в жизни моей все же было место свету. Мы уйдем вместе, если уж Белле суждено уйти. И все, на что я надеюсь – так это на то, что Карлайл прав в своей теории о бессмертии души, даже нашей. Возможно, когда наши тела сгорят, наши души продолжат любить друг друга.
Я затруднялся определить, прогрессировала ли ее странная болезнь. Белла то раздражалась, то впадала в апатию, то кричала от боли. Карлайл снабдил нас достаточным количеством обезболивающих и нейролептиков, но новостей от него пока не было. В глубине души я все еще надеялся, что все обойдется. Нам с трудом удавалось скрывать от Чарли плачевное положение Беллы… я не совсем понимал для чего мы это делаем. Эта правда была не менее печальной, чем та, которую мы планировали раньше, но она не касалась специфики нашей семьи. Если Белла… умрет – я едва не подавился, произнеся это даже мысленно – виновата будет болезнь, наша тайна не будет открыта. Чарли имеет право знать правду.